Шрифт:
Некстати вспомнилась тетка Ганна и ворованные у толстой дуры харчи. Воровать грешно?! А собак на живого человека спускать не грешно?! На панянку! Панянки не крадут колбасу?! А если крадут, если нужно?! И вообще, это их земля!
А воровать все равно плохо…
Как же быть?! Может, у егеря денег занять? Пусть за колбасу и мед заплатит.
В дверь громко постучали, отвлекая от невеселых мыслей.
— Ядвига, знаю, ты не спишь. Иди есть. Нам ещё домой добираться.
Эх. Никуда не денешься, придется выходить. Не просидишь в крохотной комнатенке всю жизнь, прячась от глупых страхов. Она шляхтинка, ей не пристало бояться…
*****************
— Это моя квиточка!!! Отдай!
Ядвига ахнула. Выйдя к столу, она так и держала в руках чудесную кувшинку. Петрусь подбежал к гостье, остановился нерешительно, вспомнив мамкин подзатыльник. Нежное детское личико, грозно нахмуренные светлые бровки. Глядит исподлобья на высокую чужую девицу, сопит сердито. И глаза! Серо-зелёные, как речная вода летним вечером…
Мягкое песчаное дно, солнечный свет золотится сквозь теплый поток, кружевные ленты водорослей колышутся перед лицом, крохотные рыбки порхают в вышине. Протяни руку — испуганно разлетаются в разные стороны, переливчатый смех вокруг, тихий, усыпляющий…
Ядвига тряхнула головой, отгоняя непрошеное видение, протянула хлопчику кувшинку.
— Держи, она и вправду твоя.
Петрусь бережно взял «квиточку», прижал свое сокровище к груди. Неуверенно улыбнулся, попятился к печи, шмыгнул за широкую бабкину юбку.
Надо же — река глаз на дитя положила! Привязала к себе накрепко! Зачем он ей, непонятно…
Все в хате косились на нежданную гостью. Недоверчиво, с опаской. Чего ждать от панской дочери?! Чего ждать от новоявленной ведьмы?!
Она по очереди обвела взглядом поднявшихся с лавок людей.
Хозяин дома во главе стола прямо под образами. Крепкий, что каменный жернов. Скользкий, что камень на мелководье.
Скольких же ты спровадил на дно темного омута, мельник — двоих, троих?!
Троих!
Помнишь?!
Михась судорожно сглотнул. Ошалело уставился на темнокосую панянку.
Дядька Лукаш стоял рядом со старым приятелем, теперь — и будущим родичем. Хмурился, злился. Кусал вислый ус.
А с тобой что не так, дядька?!
Мысль ускользала, сыпалась песком сквозь пальцы. Никак не ухватить, словно… верткую ящерку среди густой летней травы, рыжую плутовку в зарослях чертополоха, серого вовкулаку в зимних сумерках…
Да в нем же лесная кровь! Тонкий, едва заметный, слабеющий ручеек.
Лукаш глаз не отводил.
Знает?
Знает!
Тетка Ганна — спряталась за большой печью. Сердце у бабы ухало часто-часто, пальцы теребили кисти на концах повойника. Ух, как же она злилась! На себя — за глупость и жадность, на гостью приблудную, которую бы за косы оттаскать, да выпороть как следует!
И страх — колкий, как битое стекло — за детей, за внуков, за дурня своего непутёвого. Вот же послала Божа Матинка беспокойного муженька — то нечисть лесная, то паны у него гостят. И не пойми, что хужее…
Эта, как ее, Марфа, — мало что понимает, не до того бабе с двумя детьми. И … третьим под сердцем.
Орыся — дуреха цветет, аки майская роза. Что там старшие всполошились?! Не ее забота. У нее жених туточки.
Ядвига чуяла их всех. Таких ярких и живых, таких разных и таких схожих. Связанных нитями судеб, спутанных общими обидами и радостями, мечтами и страхами…
Снова смерив взглядом каждого, девочка приветливо улыбнулась. Она гостья. Нужно хозяев уважить.
— У меня была торба с пирогами. Где они?
Марфа, суетливо вытерев руки застиранным передником, принесла завернутые в чистую тряпицу пироги. Подала с поклоном.
— Сын, — тихо прошептала панночка, — к лету.
Женщина охнула, всполошилась и ткнулась в угол к захныкавшей малышке, подхватила на руки, спрятала лицо в пушистых кудряшках дочки.
Ядвига повернулась к мельничихе, властно заглянула бабе прямо в глаза. Та насупилась, виновато уставилась в пол.
— Я прощаю тебе спущенных псов. И благодарю за еду. Возьми от меня плату. Это хлеб из…леса.
Ганна дрожащими руками приняла подарок. Быстро зыркнула на мужа — можно? Тот кивнул.
— Раздели на всех домашних. И до самой весны никакая хворь к вам не пристанет.
Тетка переглянулась с невесткой, крепко прижала к груди сверток. Низко поклонилась юной панянке. Щедро отплатила ведьма за ворованную колбасу! Впереди зимние холода и напасти неизбежные. Детки в морозы чахнут, а тут ещё Марфа непраздная. В сёлах что ни год, то в месяц лютый хлопы бьют в стылой земле могилу. И редко когда только одно дитя в нее укладывают…