– Волгин, сейчас такое время, умных людей ценят, прошу вас убедительно, сходите в редакцию. Александр Трифонович все сделает.

– Хорошо, – сказал он. – Раз вы советуете, зайду. Мне хотелось бы с вами встретиться.

– Позвоните через пару дней, – отвечала она, чуть призадумавшись. – Хорошо?

Жизнь Бориса складывалась неоднозначно. С одной стороны, ему присвоили звание доцента. В институте электронного машиностроения он читал лекции по физике, был на хорошем счету. Обладая большим даром коммуникабельности, он налаживал самые неожиданные связи, заводил настолько странные знакомства, что порой в голове у Волгина не укладывалось, как же можно одновременно водить дружбу с волком и с зайцем.

Борис позвонил и тут же стал рассказывать об интересных местах, где будут самые лучшие девушки столицы: клуб Горбунова, энергетический институт, химический институт, клуб строителей, институт пищевой промышленности и прочее, прочее. Он владел информацией. Но предложил он пойти к представителю «Золотого легиона», где будет интересная встреча, которая поможет каждому решить судьбу сразу или через пару дней.

– А что сие означает? – поинтересовался Волгин усмехаясь.

– Сеструха работает у него в одном месте, знаешь, не телефонный разговор, но если ты хочешь получить квартиру, то лучшего случая просто не будет, – произнес Борис с сильным напором и со столь же основательной верой в случай.

– Давай, что ж, если ты считаешь, что это так, посмотрим, – согласился Волгин. – Где и когда?

– Оденься получше, не простые люди будут, и еще раз продумай, как и с чем пойдешь, а то не так все просто, – серьезно добавил Борис, предполагая просить квартиру у влиятельной особы, о которой ему говорил его друг Хес. – В семь часов вечера. Арбатская. Посреди зала.

В семь вечера Волгин стоял в центре зала на станции метро «Арбатская», ожидая Бориса. Борис, как обычно, опаздывал, хотя всегда торопился.

Он еще издали помахал, как обычно, рукой. Борис был одет в отличный французский новый синий костюм, яркий галстук, лакированные новенькие туфли, от него пахло хорошим одеколоном. Он придирчиво оглядел Волгина и пожурил, что тот мог бы одеться получше, ибо предстояла важная встреча и стоило ради такого случая приодеться. Борис выгнул свою могучую грудь и старался выглядеть внушительно.

– Ты имей в виду, одежда – самое главное, ибо на что вначале смотрит девушка? На одежду. Она не видит, что у тебя золотое сердце, что у тебя в кармане лежит доцентовская зарплата, – он показал пачку денег, вытащив их из кармана. – Что ты гений, она же этого не знает. Может, ты второй Пушкин, откуда она знает.

– Все я понял, – отмахнулся Волгин.

– Как дела на личном фронте? Как Лена?

– Да я не знаю. Меня нервирует она во всем. Дед у нее маршал.

– Дед у нее маршал? Что ж не сказал? Жениться надо, вот дурак, сразу же надо жениться. Я женюсь. Мне, честно говоря, надоело в нищете прозябать. Зарплата – разве это деньги? Давай позвоним ей. Ты можешь сказать Ленке, что я в нее влюблен?

– Ты серьезно? – хмыкнул Волгин.

– Слушай, мы никогда не выберемся из этой трясины, никто нас не пустит выше, пусть хоть ступенька будет построена. В конце концов она девка ведь неплохая? Чем она хуже других? Я же недаром на нее глаз положил, помнишь? У меня вкус! Она такая высокая, есть в ее взгляде что-то. Она, конечно, может любить, но быть хозяйкой дома, конечно, не может. Зато дочь маршала! А?

– Не дочь, а внучка, – поправил Волгин.

– Да черт с ней, пусть будет внучка, надоело все, пора остепениться.

– Но она говорит, что меня любит, – разочарованно проговорил Волгин.

– Не может быть! – воскликнул Борис.

– Да. Но только не мне этот камень предназначен.

– Черт с ним, – согласился Борис задумчиво. – Черт с ним. Маршал, звучит-то как? Звучит хорошо, красиво, смачно: маршал! Цитирую: в борьбе за жизнь слабых не бывает.

Они прошли бульвар и свернули в Сивцев Вражек. Свернули вновь. Солнце уж зашло, и небо окрасилось в густой синий цвет.

– Давай-ка позвоним, – предложил Борис, завидев телефон-автомат. – Лене. Сейчас. Скажи, мол, Борис без памяти и плачет, рыдает. Что? Разыграем?

Волгин, ни слова не говоря, набрал номер. К телефону подошла она, обрадовалась звонку и стала тут же трещать про удивительный поход к дедушкиным гостям.

– У меня серьезная новость, – сказал Волгин. – Я хочу, чтобы ты знала, что Борис тебя сильно, навсегда любит.

– Он рядом с тобой? – проницательно определила она. – Дай-ка ему трубку.

Волгин протянул телефонную трубку Борису, и тот услышал ее голос:

– Борис, ты вонючий козел! Ты понял? Козел!

Борис бросил трубку и выругался матом, добавив, что такой отъявленной дуры, как внучка маршала, он еще никогда в жизни не встречал. Волгин молчал, все понимая: Бориса оскорбили.

Юрий Хес, человек лет тридцати пяти, с запущенной щетиной на лице, в дырявых туфлях, затертом пиджаке, никогда не стиранных джинсах, встретил их радушно. Дом, в котором он жил, был предназначен под снос, и все жильцы, получив квартиры, давно уехали, и только он один коротал тут время, не желая уезжать из центра, хотя тоже получил квартиру в Теплом Стане. Это был добрый, радушный еврей, не устроившийся на этой земле. Он страдал из-за своей честности и исключительной заброшенности, работал инженером в КБ, получал мизерную зарплату, имел единственную мечту: жениться.