Он вернулся в комнату, открыл окно и, благо квартира находилась на первом этаже, выпрыгнул и бросился к автомобилю. В этот самый момент «дочь Брежнева», кое-как устроившись в стареньком «москвиче», на котором для маскировки «под народ» она якобы приехала искренне помочь истинно интеллигентным людям столицы в обход враждебно настроенному к ним Политбюро, выполняя тайное желание связанного по рукам и ногам плохими людьми Генсека, ее отца. В этот самый момент «дочь Брежнева» захлопнула дверь, и автомобиль юрко рванул с места.

Из-за угла дома появился вполне одураченный Борис. За ним торопились похожий на Аполлона Бельведерского красавец Ленский и могучий, в исподнем, атлант Мих-Мих. На их лицах кипела ярость. Они были лишь в белых рубашках и тренировочных брюках. А Борис вообще был в одних кальсонах. Он-то и орал самым отчаянным образом. Лучшие люди «Золотого легиона», взломав двери предбанника, убедились – костюмов их нет, кошельков с деньгами – нет!

Бориса можно было понять, ибо в боковом кармане пиджака его нового, неделю назад купленного костюма, находилась его первая доцентская зарплата. Ему не жаль было нового костюма, но жаль было зарплату, впервые им полученную по доцентской ставке. Он больше всех орал, брызгал слюной, выражая страшное негодование.

– Да я к ее отцу пойду! – выступал он, подбегая к Волгину. – А этому дураку я морду набью! Где Хес? Где этот бандит? Он мне полностью заплатит! Не отвертится! Тихоня, прикинулся! Идем в ЦК!

– Какой Центральный комитет? – поразился Волгин тому, как можно было этих неглупых людей обмануть такими дешевыми посулами. – Как ты думаешь? Неужели Галине Брежневой нужны твои портки? Думай, Борька! Послушай, как только я сказал, что знаю Галину Брежневу, так они тут же давай сматываться.

– А что же ты мне не сказал?

– Говорил, но ты слишком хотел квартиру, – отвечал Волгин. Ленскому было стыдно, тот молчал. Мих-Мих соблюдал невозмутимое спокойствие, чинно раскланялся со всеми и удалился.

Борис запрыгнул в окно и со всего маху отвесил оплеуху Юрию Хесу, который с идиотским выражением на лице продолжал хихикать.

– Где твоя сестра? Ты говорил, через сестру! – орал Борис. – Я с тебя шкуру сдеру!

И если бы не Волгин, он бы избил Хеса, как организатора.

– Как получилось? – спрашивал Волгин, следуя за разгневанным Борисом.

– Что как? Что как? Сволочь! А думаю, что она такая жирная, толстая, от нее потом пахнет. Цыганка! Ну, думаю, потерплю ради решения! В отдельную комнату затащила, сволочь, платье задирает! «Неужели вы дочь Генерального секретаря не сможете удовлетворить сексуально?» Тьфу! Противно! Ленский напрочь отказался залазить на нее. А я думаю: с чем черт не шутит! Идиот! Залез на эту тварь! Совокупляться! С ней! – Он заплакал от неподдельного горя. – Думал, потерплю! Как теперь? Все взяли тренировочные брюки, а я в кальсонах заявился!

– Слушай, ты умный человек, как ты смог купиться? Вдруг заразная?

– Умный, умный, все умные, пока жареный петух не клюнет в одно место! – орал Борис.

Он бросился в комнату, где находился Хес с намерением убить того. Хес ладонями закрыл лицо, и из-под ладоней донеслось до них рыдание. Он плакал. Борис с трудом разыскал, бегая по комнатам, роясь в каких-то лохмотьях, найденных в платяном шкафу, старые рваные брюки, с трудом влез в них и немного успокоился. По дороге домой он рассказал подробно о том, как появился в предбаннике с Сержем, как милиционер предложил им снять всю одежду с целью безопасности, ибо таков приказ председателя КГБ Андропова, и как он разделся, плюнув на все, и отправился на свидание в кальсонах. Один!

– Честное слово, смешно было. Но думаю, пусть пожалеет, пусть увидит, что я горю ради квартиры огромным желанием сделать все, как она хочет. Чисто психологически. А она, такая вся, развалясь: «Пройдемте в комнату, там поговорим». В комнате топчан, легла на топчан без трусов. «Неужели, говорит, вы откажетесь удовлетворить дочь Генерального секретаря Политбюро».

После того вечера, долго еще служившего предметом общих насмешек, Волгин первым делом отнес свое эссе в журнал и встретился с Твардовским, который любезнее необходимого тряс ему руку, внимательно и вместе с тем, как показалось Волгину, с некоторой настороженностью холодно поглядел на молодого человека.

Волгин не пытался развеять эту холодность. Он молча положил на стол десять страничек своего труда и собрался уйти.

– Откуда вы сами? – спросил главный редактор.

– Из Сибири, – ответил Волгин. – Из Хабаровского края.

– А точнее? – вел допрос Твардовский.

– Я из Бугаевки, есть такая деревушка в Хабаровском крае. Почитайте. Если не подойдет, я заберу.

Главный редактор решил немного сгладить из взаимное отчуждение:

– Думал, может, земляки. Но сибиряки тоже хорошие люди.