Минотавры внешность свою взяли не только от лошадей, коров или овец, но и от коз, и даже буйволов или бизонов с их огромной грудной клеткой и спиной основного тела. Второе тело, заканчивавшееся звериной головой и начинавшееся из плечевого пояса передней пары ног, оно смутно напоминало человеческий торс. По крайней мере, две пары рук располагались ровно там, где и руки обычного разумного. Был ещё один факт, подтверждавший догадку о человеческом торсе.

Самым первым миносом зимовника шла здоровенная самка высотой не меньше трёх ростов среднего разумного, с огромной грудной клеткой и спиной основного тела, и не менее внушительным бюстом торса человеческого. Даже на расстоянии в десяток километров я прекрасно видел, что в её основном теле нет вымени, как у прочих нормальных копытных, но её человеческая грудь огромными шарами свисала практически до пупка. К этой самке каждый час подбегало по два маленьких жеребёнка. Поднимая каждого в подмышку и придерживая нижней парой рук, верхней она вставляла грудь жеребятам в пасть и доила себя. Да и не только первая самка таким образом кормила жеребят, но и все остальные.

Ещё главная самка регулировала марш зимовника, будто отбивавшего чёткий строевой шаг. Представляя собой вытянутый овал, снаружи его стояли высокие и крепкие миносы, пряча внутри слабых, стариков и детей. Каждая спина основного тела была навьючена мешками, а на спине человеческой висел рюкзак и прочая поклажа. Наверно, именно из-за этих грузов овал зимовника иногда растягивался сильнее обычного, и главная самка останавливалась, поднимая все четыре руки. Когда зимовник сомкнётся, та оставляла поднятой одну правую и одну левую руку, и именно с них все миносы начинали свой чёткий шаг.

Спустя три часа дежурства со стороны дороги раздался тихий свист. В мою сторону направлялось два авантюриста, один держал факел, а другой сжимал склянку с зельем. Передав сменщику овчинную бурку и коротко объяснив, что и как — я спустился на дорогу к костру, собираясь как следует отогреться. Над ним как раз висел небольшой котелок, из которого мне поспешили налить горячего отвара.

— Слушай, а это правда? — спросил один из авантюристов, когда я пересказал увиденное.

— Что?

— Что миносов в первый раз видишь? — я в ответ кивнул. — У вас там на острове такого нет? Даже в лесах?

— Они, что, ещё и в лесу обитают?

— Так разные же есть, — усмехнулся авантюрист, задумчиво почесав затылок. — Ну, вот эти всяко равнинные. Ну, они только на зиму вот так собираются, а по теплу коровы отдельно, овцы отдельно.

— Есть лесные, ага, ещё горные и степные, — добавил второй авантюрист. — Ну, первые там всякие олени и лоси, горные это бараны и… эти, меховые такие…

— Альпаки это.

— Вот. Ну а степные это тоже эти альпаки, и всякие верблюды и косули. Знаешь, как они выглядят? — свой вопрос авантюрист задал с усмешкой в голосе.

— Всех этих обычных животных я видел. Но почему ваш начальник назвал их разорителями?

— Потому и назвал, что разорители они, — заговорил один авантюрист, но помрачнели все остальные и сразу. — Эти равнинные миносы деревни разумных, ну, стараются обходить. Подходят иногда близко, с полукилометра, но ближе не сунутся. Вроде сами не хотят рисковать, боятся огрести. Но если увидят или даже почуют такое же животное, какие и они… Ну, лошадь увидит живую лошадь, или там овца почует живую овцу — так обезумят и снесут деревню вместе с разумными. Мою родную деревню три года назад так разорили. Всё разрушили, все поля вытоптали, всходы пожрали… и деревенских то же.

— С горными и степными так же. А лесные, говорят, звереют от вида лука или копья, или если найдут взведённый капкан или волчью яму, — добавил другой авантюрист.

— Повезло, что зимовник идёт не к нам, — подытожил третий авантюрист. — Прирезали бы караванщики лошадей, и в повозки нас всех запрягали бы по очереди.

К городским воротам Фраскиска караван прибыл под вечер, но в сам город нас пропустили не сразу. Каждую из телег проверяла стража, с рисунком на фиолетовом плаще то ли гуся, то ли лебедя, державшего в лапах ветки лозы. С каждого въезжающего пассажира взымали пошлину в золотую монету королевства. Когда подошла очередь нашей повозки, то солдаты позвали начальника стражи.

— С какой целью вы прибыли в наш город? — спросил крепко выглядящий мужчина с острыми эльфийскими ушами.

— Честно?

— Уж извольте.

— Я прибыл не как Кта’сат, а как ученик-магессор Настрайской магической академии, — я отвернул край плаща и показал стражам светло-голубую паранаю с символом академии. Второй символ они не заметили. — Я на неделю, кое-что куплю в городе и заеду в одно скверное место для изучения.

— Стало быть, в королевстве вы задерживаться не собираетесь?

— Возможно, приеду летом, но и там проездом.

— Тогда завтра же утром заявите о себе в городской администрации, и оплатите годовую пошлину, — капитан жестом показал караванщику, что он сможет проехать в город. А сам же, отправив солдата дальше по каравану, подошёл к телеге вплотную и с неясной мольбой во взгляде посмотрел на меня. Мне пришлось чуть наклониться в его сторону. — Как сейчас, там, в академии?

— Ей выпали суровые испытания, но сейчас дела должны быть чуть лучше, чем осенью.