– Что за смешки?
– перевел на них суровый взгляд Медведев.

Лица у обоих мгновенно стали пусто-отсутствующими.

– Опустили они его, что...
– безразлично махнул рукой Шакалов.
– вот и пометили. Ему через три дня выходить, воля тоже пидоров должна знать...

– По делу можно, товарищ прапорщик, без комментариев...
– раздраженно махнул на него майор.
– Доложите об осужденном.

– Можно и по делу, - обиделся Шакалов, продолжил жестко: - У него срок был два года. Говорят, сознательно сел, чтобы здесь погулять с мужиками.

– Это как?
– не понял Медведев.

– Работать, видать, не хотел.

– Кем же вы работали?
– оглядел фигуристого красавца Медведев.

– Учителем...
– хрипло сказал тот, отвернув голову.

– Во-во. Бального танца!
– поднял палец Шакалов.
– Детей портил, резюмировал он, - за то и сел.

– Танцуете?
– без улыбки спросил Медведев.

Двое рядом стоящих голых зэка прыснули.

Синичкин покраснел, гордо и красиво повел головой:

– Н-нет.

– Кликуха Мотылек, все порхает, - оглядел бычьим взглядом учителя балета Шакалов.
– Тут тоже... мотыля, наверно, бо-о-ольшого поймал...

Опять залыбились, еле сдерживая смех, зэки, стоявшие рядом с закатившим мокрые глаза от унижения и злости, уронившим безвольно руки, смирившимся со всем Синичкиным.

– Да прекратите вы!
– раздраженно бросил Медведев Шакалову.
– Ясно. В изолятор!
– приказал, отворачиваясь от голышей.
– И врача туда вызовите.

Когда зэки оделись и тронулись к выходу, Медведев окликнул старого знакомого:

– Кочетков! Я ж помню письма от матери твоей, помню...

Кочетков, остановившись, набычился:

– Умерла мать...

Медведев оглядел его - вдруг сразу ставшего согбенным и рыхлым. Поморщился, как от боли.

– Да? А жена... дети?

Кочетков неопределенно пожал плечами. Бакланов смотрел на Медведева, криво сморщившись: мол, чего пытаешь, курва, человека?

– Вижу, за два года ничего в тебе не изменилось. жаль...
– сказал после паузы Медведев.
– Помню, как объяснял ты на политзанятиях, кто такой козел... Помнишь?

Уходящий Синичкин вздрогнул, Бакланов подозрительно посмотрел на Кочеткова. Медведев поймал этот взгляд.

– Раньше, как я помню, вы все дрались, а теперь - не разлей вода? оглядел обоих.

Бакланов опустил глаза, пожал плечами: как хочешь думай, начальник, твое право.

– Так вот, объяснял ты нам, что козел - это тот, кто ведет баранов на бойню. На мясокомбинатах ты это видел. Козлы - значит предатели. Это ты относил ко всем активистам... Ты - не баран, не козел... Ты себя волком звал. Ах, как страшно!
– язвительно помотал головой Медведев.

Кочетков стоял не двигаясь, кажется, готовый броситься на майора.

– Этакий продолжатель волчьего племени воровского...
– Медведев презрительно оглядел его.
– Ну, что молчишь, волчара?

– Не буду я вам говорить ничего, - не поворачивая головы в сторону Медведева, пробасил Кочетков.

– А то, что вы здесь предателей воспитываете, которые жрут друг друга, как в волчатнике, - это без вопросов, - неожиданно звонким голосом встрял Бакланов.

Пялился на Медведева взглядом дерзким, ненавидящим.

– Вломить?
– уверенно спросил Шакалов, показывая дубинкой на говоруна.

Майор еле заметным кивком не разрешил, медленно оглядел Бакланова с ног до головы, что-то себе отметив в памяти.

– В изолятор. Бакланову еще пять суток.

– Во-от...
– зло начал тот.

– И еще пять, - перебил его властно майор, поворачиваясь от зэков к выходу, мгновенно уставший.

Бакланов окаменел. Синичкин уже давно стоял лицом к дверям, напрягшийся, будто ждущий удара. Кочетков пялился в стену.

Медведеву отчаянно захотелось быстрей выскочить с вахты в обратную сторону - на волю и побежать домой, а там скинуть галифе, китель, встать под душ и долго-долго мыться, постепенно забывая про Зону и Баклановых, Синичкиных...

Он даже помотал головой, отгоняя жгучую эту потребность, кашлянул, быстро прошел мимо замерших зэков - опять в лагерную, закрытую зону жизни, от которой никак он не мог отвертеться...

ЗОНА. МЕДВЕДЕВ

Все, нюни нельзя распускать... вернулся - терпи. Бегу-бегу и стараюсь не думать ни о чем. Ну, Иваныч, хватит ныть...