На Варсонофия взглянул Александр пристально, нахмурившись:

– Спаситель видит: где правда, где обман, а ты хочешь, чтобы мы, обманывающие власть, не знали, что мы делаем?.. К лицу ли нам извитие словес, которое мы не хощем слышать даже от Питирима?

Расколоучитель бегунов встрепенулся и сказал с желчью:

– У власти все человецы в покорстве состоят, и покориться властям значит покориться образу антихриста, ибо по Апокалипсису он будет иметь свой образ, свой порядок...

Александр остановил его:

– Нет! Вспомни слова апостола Павла: всяка душа властем предержащим да повинуется.

Бегун заволновался:

– Врешь! Не в покорении ему святии верных утверждают, но на брань возбуждают. Молитися за царя - значит молитися против себя, значит молитися об истреблении христиан, то есть странников и бедняков.

– Вы погибнете!
– закричал Александр на бегунов.
– Не имея ни града, ни села, ни дому, бродяжничая по "любезным пустыням", вы не имеете связи меж собой... Вы мухе подобны необщительной...

– И будут у вас, - вмешался Варсонофий, - одни беглые, бездомные и бедняки, и не будет у вас богатых, оседлых людей, и погибнете вы в нищете, о чем и сказал вам наш мудрый диакон Александр.

Старец Варсонофий почтительно поклонился диакону.

Бегун обругался. Волосы его растрепались, рубаху на вороте он разорвал, оголив загорелую грудь. Хриплым голосом он проклинал керженцев за бессловесную рабскую податливость.

– Отвечай, диакон, вождь глупых овец, что теперь делать всем нам?

Александр, после некоторого раздумья, сказал:

– Ограждайся своей правой верой, как камень, будь тверд в своих мыслях, опасностей не беги, закон царей выполняй, но душу им не продавай...

– Вси вы сребролюбием и суетою помрачены! Гады вы! Гады вы! Гады!..

Бегун рванулся к двери, сквернословя и отплевываясь.

– Душе тяжело! Дышать не можно! О горе нам, странникам!
– простонал он, скрываясь за дверью.
– Горе нам, отверженным!

Александр страдальчески улыбнулся. Варсонофий закрыл глаза руками. Александр гневно сказал:

– Стыдно мне смотреть на вашу барсучью ярость! Не приведет она к добру. Занедужили христианские души. Гордость и алчность заслепила всех...

Тут вмешались в разговор онуфриевцы, поддерживая Александра. Они стали упрекать диаконовцев и поморцев, что они, действительно, на злато прельстились, алчностью снедаемы и захватить в свои руки все подряды и промыслы устремляются... что-де бога забыл и сам равноапостольный вождь Поморья Андрей Денисов, отмечавший "высоту и отличие в российских венценосцах первого императора Петра Алексеевича", а они, онуфриевцы, его, Петра, считают не кем иным, как антихристом и тираном. Повенецкие заводы и канал на Ладоге доходы поморцам дали премногие... Вот почему Денисов подался на сторону Петра. Царь торгашам обогащаться пособляет.

Один расколоучитель выступил с обвинением против диакона Александра: почему он молчал, когда Питиримка народ обманывал? Варсонофий вступился за Александра... Поднялся шум, разгорелись споры. Старцы полезли друг на друга чуть ли не с кулаками...

– Он книжную мудрость и разум в себя начерпал, а перед епископом стоял, будто истукан, - визгливо кричал расколоучитель, тыча пальцем в сторону Александра.

– И ты прельстился!
– кричал он исступленно.

Поднялась суматоха. Старцы толкали друг друга, "пырскали, яко козлы". "Лесной патриарх" вцепился в бороду Варсонофию. Старец завизжал...

– Пошто льстивые, угодные Питиримке ответы подсунул... Пошто одурачил всех голодных, несчастных!
– неистово кричал "лесной патриарх".

– Дьявольская выдумка это: и вопросы и ответы! Не в них дело! Дело в закабалении нас, в поднятии смуты и междуусобия между вами!
– завопил бегун.

Послышалось много голосов, одобряющих его слова.

Александр отошел в угол. Теперь он ясно видел, как изменилось все на Керженце за те шесть месяцев, которые он просидел в Духовном приказе... Несогласие круговое. В глазах Александра появились слезы.

– О, горы! Падите от гнева за нас распятого!..
– прошептал диакон, в ужасе прижавшись к стене.

На обратном пути с Керженца Питирим высказывал Ржевскому свое неудовольствие. Епископу было обидно, что так легко покорились старцы, не показав свою ученость. Он уверял вице-губернатора, что посрамление раскольничьей гордыни ума и суемудрия было бы тогда еще сильнее.

– Словно из пращи поразил бы я их.

Ржевский усмехнулся:

– Мои солдаты и того лучше бы истребили их... Повели, владыко!