— Там получка была — вот она и причина… Один работник выпьет, компрессор не включит вовремя, всю ферму посадит. Что сделаешь? Не изжили пока этот проклятый грех…

Он тяжело вздохнул, как-то весь сжался, снял очки и торопливо стал разрывать пачку с сигаретами. Весь аппарат райкома может не спать сутками, разрабатывая идеологическое обеспечение, разные формы наглядной агитации, но никто не оценит их стараний, если дела в районе будут отставать. Партийная работа, отдача ее всегда должны быть материальны, зрительны. На селе — это хлеб, молоко и мясо. Это планы, качество, перевыполнения. Но как этого достичь? А вот как хочешь, инструкций для райкомовцев нет, особенно для первых секретарей. Они отлично должны знать все виды производства, но агрономам, зоотехникам, конкретным хозяйственникам не уподобляться. У них есть свои рычаги — это кадры, партийные организации на местах, специалисты.

Николай Андреевич говорит о своих районных руководящих товарищах и вообще о людях метко, досконально и уважительно. По его коротким, но емким характеристикам я представляю и Комольцева, председателя райисполкома, Легезу, который возглавил недавно РАПО, механизатора Кобылкина, секретарей райкома Есионова и Князеву, председателей колхозов и звеньевых. Ум, такт и талант партийного вожака в том и заключается, чтобы, сколотив вокруг себя толковое деятельное ядро, Стоять как бы в стороне, не давая понять, что все тут только на тебе и держится…

Даже здесь, в Сибири, весна в этом году началась рано. Третья неделя марта, а уже вовсю звенят капели, растеклись лужи на дорогах, летят из-под колес брызги…

Мы едем в колхоз имени Жданова, самый дальний в районе. Там надо переизбрать секретаря партийной организации. Именно сегодня туда Чалков и собирался. Он просто так, лишь бы поглядеть, по хозяйствам не мотается. Первый секретарь мельтешить не должен. Конечно, всегда найдется по пути дело, но лучше уж планово, солидно, с пользой для себя и людей…

Центр ждановского колхоза — село Колесниково. Самая первая поездка у Чалкова, когда избрали его в Заводоуковске первым секретарем, была в это хозяйство. Он узнал, что колхоз этот очень запущен, доведен, как говорится, до ручки. Вот и решил Чалков начать свою новую службу с особо трудной точки. Так его учили опытные партийные работники. Личный пример хорош при любой должности.

А в крестьянских делах Николай Андреевич толк понимает, сам из крестьян. Он здешний, тюменский, из деревни Истошино Бердюжского района. Там и сейчас живет его мать Домна Михайловна. А отец погиб в сорок втором под Сталинградом. Был он бригадиром в колхозе. Старики его до сих пор помнят: «Андрей Парфеныч-то? Да у него, бывало, земелька всегда как пух взбита, выше его по урожаям никто не стоял».

Рос Николай Андреевич вместе со своим братом Анатолием. В войну они оба еще в школе не учились. А как только поокрепли малость, стали работать как взрослые: прицепщиками были на тракторах, возили сено и картошку, коней пасли в лугах. Анатолий сейчас кандидат сельскохозяйственных, наук. А Николай в Свердловске на большом заводе поработал, до начальника цеха дошел, но зов земли перетянул его, как и брат младший, поступил он в сельхозинститут. И заметили в нем организаторскую хватку, серьезность во всех делах, честность предельную, строгость к себе. Заметили и взяли в райком партии инструктором. Потом послали в Москву, в Высшую партийную школу. И там, на Миусской площади, в скверике, читая в теплые дни учебники на скамейке, он видел свои тюменские края и торопился туда. Шесть лет был первым секретарем в Юргинском районе и вот уже пятый год здесь, в Заводоуковске…

Непростая это должность — быть первым. Чалков от ветеранов знал, что некоторые не выдерживали «испытаний на власть», не обладали душевной зоркостью, попадали в липкие объятия подхалимов и деляг. Ведь в районе всё на виду, сотни глаз в упор тебя простреливают, и если первый в чем-то дал слабинку, выдвинул ловкого болтуна, не заметил и обидел хорошего, скромного человека, слово свое несколько раз не сдержал — вот она, и покатилась определенная слава. В атаку, как говорится, за таким уже не пойдут, на призывы откликнутся формально, без желания и страсти…

Я заметил, что Николай Андреевич умеет слушать. Это очень ценная черта у партийного работника. Видимо, отсюда и идет у него глубина знаний людей. Многие жалобы, поступающие в райком, он разбирает лично сам. Сидит, кивает головой, задает короткие вопросы. Чего только не бывает в жизни! И люди, какие они разные! Один пытливо сверлит тебя глазами, ищет трещину, в которую можно было бы сунуть свой шкурный интерес. А второй мнется, слова сказать не может, видно, что только великая нужда заставила его обратиться с жалобой. К таким Чалков потом и сам приходит, чтобы на месте убедиться: помогли ли, сделали ли что надо. Бывает, что какой-то руководитель груб, с утра ходит надутый, никогда не улыбается, всем и всеми недоволен. А есть такие коллективы, где самого начальника, особенно молодого, неопытного, затравят, доканают анонимками, доведут до инфаркта. Заведется небольшая группка во главе с этаким обтекаемым напористым демагогом, вот она и заварилась каша. Не так давно Чалкову пришлось заниматься примерно подобным делом. Нелегко все это дается. Иной раз приходит домой с тяжелым сердцем, все из рук валится. Жена только вздохнет, глядя на него. А что говорить? Она все понимает, сама педагог. Да, с людьми работать трудно, но зато какая радость на душе, когда удается перевоспитать человека, когда в тебя верят и идут за тобой…

— Николай Андреевич, — спрашиваю я Чалкова, когда мы остановились у переезда, — а где сложнее было? Здесь или в Юргинском районе?

— Партийная работа везде сейчас усложнилась. Надо искать новые формы. Выросли задачи, повышается и спрос. Хочется добиться того, чтобы все трудились не просто хорошо, а с увлечением, с радостью, творчески. Резервы тут немалые. Осенью хлеб покажет, на что мы способны. А пока поля, вон они, еще только просыпаются…

Пропустив товарняк, мы поехали дальше. Кое-где снегу уже совсем не осталось, земля чернела на сотни метров. И Чалков оживился, показывая рукой, где и что будет посеяно, какую культуру убирали в прошлом году. Меня поражали его тончайшие знания полей, сортов, техники. И о чем бы он ни рассказывал, всегда в центр ставил человека. Вот там Полетаева клин, каждый год под пятьдесят центнеров пшеницы собирает Александр Михайлович. И площади у него — без малого две тысячи гектаров. А тут участок Георгия Минаевича Маркова. Золотой он мужик, Герой Социалистического Труда, депутат, двоих сыновей своих приучил к хлеборобскому делу, у них и звено свое, семейное…