Иван Тимофеевич и сам надкусывает яблоко, по-молодому звонко хрустит зубами. Мы уже обошли две делянки и возвращаемся обратно. Сбор антоновки на левом участке он назначил на среду. А синап северный пока оставил.

— Пусть его холодком хватит, росами утренними, — говорит он. — Синап это любит, он окрепнет, соку наберет, лежать дольше будет…

Мои попутчики нагулялись досыта. Максим сидит уже в машине и держит в каждой руке по яблоку. Он устал, надышался ароматами, глаза у него слипаются. Пора ехать.

— А то, так на ночь оставайтесь, — предлагает Иван Тимофеевич. — Ночевать в саду — всю жизнь не забудешь…

— Спасибо, Иван Тимофеевич! За все спасибо!

Мы выезжаем на просеку. Я вижу в боковое стекло, как Иван Тимофеевич суконной своей шляпой обмахивает пиджак. «Плетеный» старомодный галстук совсем съехал у него набок. А лицо улыбчивое. Он смотрит на нас, что-то говорит, но мы ничего уже не слышим из-за шума мотора. Мы только видим его улыбку и добрый прищур глаз.

Заросшая кустарником мелководная речушка Ук петляет вблизи старого спиртового завода, и якобы от этих сочетаний само собой родилось у городка название — Заводоуковск. Растянулся город вдоль большака километров на десять, и такое впечатление, что здесь всего одна длинная узкая улица. Да оно так и есть, потому что сразу же за этой улицей, за первыми ее домами, начинаются пологие холмы и увалы, поросшие высоким чистым сосняком. В жаркую летнюю пору неподвижный воздух так густо настаивается здесь хвойными ароматами, перемешивается со свежими запахами поспевающих хлебов, укропа и огурцов с ближних грядок, что новые люди, приехав сюда, не могут скрыть удивления и восторга.

— А в Сибири везде хорошо, — говорят местные жители. — У нас-то тут еще только первые версты сибирские, а вот дальше — глаз не оторвать…

Помимо асфальтированного большака проходит через город железнодорожная магистраль. Да не простая — транссибирская, самая протяженная в мире. По ночам, в тишине, да и днем тоже, на всю округу слыхать рокот тяжелых составов. Несутся они один за другим, бесконечно, и когда поезда не опаздывали, горожане сверяли по ним время: «Иркутский прогремел», «Россия» на восток прошла», «Читинский топает»…»

Любовь и гордость за свои места в Сибири как-то особенно заметны. Полноправным заводоуковцем считает себя и Николай Андреевич Чалков, первый секретарь здешнего райкома партии. Почти каждое утро, невысокий, спортивно подтянутый, выходит он из дома пораньше, чтобы посмотреть на город, подумать и сосредоточиться наедине перед своим рабочим днем. Прохожие пока встречаются редко. Они здороваются с ним. Здороваются каждый по-своему. Один с радостью через улицу крикнет, второй по-старинному шапку приподнимет, а третий просто молча головой кивнет и глаза вниз опустит. Он не всех знает в лицо, а его-то уж все знают в районе: вожак, за все ответственный…

Прилетев в Тюмень, я, конечно же, как и многие, навострил было лыжи куда-нибудь к Харасавэю, в Уренгой, на Ямал, в Надым, но Геннадий Павлович Богомяков, первый секретарь обкома партии, интересно и образно рассказав об уникальном тюменском крае, посоветовал:

— У нас ведь не только газ да нефть, трубы да новые города. Наша область хлебная. Мы сами себя кормим и другим даем. Урожаи приличные снимаем, в деревнях народу старательного много, партийные работники Продовольственную программу держат под строгим контролем…

Вот и оказался я вместо знаменитого Севера на юге области, в местах самых крестьянских и хлебных. Заводоуковский район — один из них. В прошлом году здесь собрали по тридцать три центнера зерна на круг, сверх плана дали много мяса и молока, столичное знамя получили. И вообще с землей упорно работают, настраивают людей на главное — на большой конечный результат. И некоторые новшества в аграрных делах исходят лично от первого секретаря райкома партии, агронома по образованию. Николай Андреевич Чалков при значительной промышленности, которая есть в Заводоуковске, вопросами сельского хозяйства занимается сам. Это основная ноша района. А коль основная, она и должна лежать на плечах первого секретаря.

Застал я Николая Андреевича в райкоме. Кабинет у него как бы полупустой: никаких показательных снопиков в углу, стеблей кукурузных. Небольшой шкаф с книгами да карта во всю стену. Как раз принесли суточную сводку, и Чалков, хмурясь, впился в нее, что-то, видимо, подсчитывал про себя, анализировал. Район в целом по всем показателям идет с плюсом, но вот два колхоза, «Красный Октябрь» и «Сибиряк», молока вчера недодали. А колхоз имени Кирова отстал с вывозкой удобрений. Я хотел спросить о причинах, но Чалков, как бы читая мои мысли, опередил: