Это вызывает низкий гул в его груди, когда он обхватывает мое лицо. Даже лежа подо мной, он владеет моим телом своим страстным поцелуем.

— Хорошая девочка. И что ты смотришь?

Я кусаю губу, не ожидая этого допроса.

— Эм, ну, я не знаю. Мне нравится смотреть много разных вещей.

— И ты кончаешь, когда смотришь много разных вещей?

Я качаю головой.

— Нет. Никогда. Иногда я в таком отчаянии, что это просто случается. Иногда во сне. Но никогда даже не прикасалась к себе. Я хотела, чтобы ты был первым.

Он замирает подо мной, руки задерживаются на спине. Интересно, не слишком ли много я сказала? Неужели я действительно больная из-за того, что так много сдерживалась только ради этого единственного мужчины?

Следующее, что помню, — я под ним, так легко, будто он переворачивает блинчик.

— Крошка, — говорит он, шипя мне на ухо, обхватывая рукой шею. — Ты слишком высокого мнения обо мне.

Это невозможно.

— Ты недостаточно высокого мнения о себе.

— Если бы ты только знала, чего я хочу от тебя…

— Я хочу включить свет, чтобы видеть тебя, — шепчу я.

— Нет, — строго говорит он.

Строгость в его голосе заставляет меня дрожать от желания и нервозности. Я не могу удержаться от смешка.

— Но ты такой красивый, я хочу посмотреть на твое милое личико.

Он рычит и отстраняется от меня, заставляя меня захотеть дотянуться до него и заставить вернуться ко мне.

— Я не красивый и не милый.

Я чувствую, как его вес смещается на матрасе, когда он садится. Что бы я отдала за то, чтобы он полностью овладел мной прямо сейчас, сделал меня своей, наделал столько шума в этом похожем на пещеру пространстве.

Я сажусь рядом с ним и рассматриваю его в тени.

— Филипп Вайлдвуд, я изучала тебя в течение многих лет. Я могу с уверенностью сказать тебе, ты великолепен и под этой грубоватой внешностью скрывается милое, мягкое сердце.

Он хмыкает.

— Не обманывай себя. Здесь нет ничего мягкого.

Раздается звук удара кулаком в грудь. Я протягиваю руку и накрываю его ладонь своей, затем провожу ладонью по тому месту, где бьется его сердце, отодвигая отвороты его халата.

— Я чувствую его, — говорю я. — Оно бьется там.

— Оно билось ни для кого и ни для чего, пока ты не появилась в моем саду прошлым вечером.

— Скажи мне правду, Филипп. Почему я здесь? Почему я прошла?

Он сдвигается, поворачиваясь ко мне.

— Что ты имеешь в виду?

Фыркнув, я говорю:

— Да ладно. Я ужасный пекарь. Как я сюда попала?

— Держу пари, ослепительной улыбкой и настойчивостью.

— Прекрати, — говорю я. — Скажи правду, или я вышвырну тебя из этой постели. — Боже милостивый, не хочу выгонять этого мужчину из своей постели.

Он тяжело вздыхает и правда выходит наружу.

— Я видел твое видео с прослушивания. Я хотел с тобой познакомиться. Я убедился, что ты прошла. Я сказал им, не имеет значения, что было на твоей записи для прослушивания — ты нужна нам в шоу.

Моя рука все еще лежит у него, Филипп обхватывает мое предплечье своей мускулистой ладонью. На секунду волнуюсь, что он собирается оттолкнуть меня, но вместо этого он сажает меня к себе на колени боком, как Санта Клаус. Он держит меня в своих больших медвежьих объятиях, в полной безопасности, его тепло проникает в меня. Я не знаю, как долго мы так сидим, уютно устроившись на горе роскошных подушек, целуясь, лаская друг друга и разговаривая, но я могу однозначно сказать — это лучшая ночь в моей жизни.

Мы целуемся так много, что теперь я точно знаю, что утром обнаружу распухшие губы. Наши руки исследуют столько, сколько можно исследовать, не снимая одежды. Впервые я чувствую, как мужская эрекция прижимается ко мне. Во всяком случае, с моего согласия. Я очарована и возбуждена, чувствуя, как он становится длиннее, толще и тверже каждый раз, когда я прижимаюсь к нему поверх пижамных штанов, но удивительно — и разочаровывающее — он отказывается продолжать этой ночью.

— Филипп, — ною я. — Пожалуйста. Я хочу, чтобы ты сорвал с меня пижаму и нафаршировал меня, как индейку на День Благодарения.

Он смеется, затем что-то ворчит и обхватывает ладонью мою грудь, поглаживая мой сосок, превращая его в твердый горошек через мою пижаму.

— Я предпочитаю рождественского гуся, а не индейку, любимая. А еще лучше, думай обо мне как о начинке для твоего сливочного рожка. Но не сегодня. Хочу, чтобы твой первый раз был особенным. Просто наберись терпения, осталось совсем чуть-чуть.

Филипп