— С тобой был мой первый поцелуй, Филипп.

Я отшатываюсь назад.

— Сколько тебе лет?

Она моргает, глядя на меня.

— Двадцать три. Это важно?

Я уже вижу заголовок в «Daily Mail».

— Мне сорок восемь.

Хлоя улыбается.

— И?

Я улыбаюсь и провожу пальцами сквозь прядь волос, позволяя им рассыпаться по моей руке, вызывая в воображении картину этой великолепной гривы, раскинувшейся по моей подушке. А еще лучше — взмокшей от пота после энергичного секса, ломающего кровать.

— И тебя не волнует, что я достаточно взрослый и гожусь тебе в отцы?

Она опускает взгляд, затем хлопает своими длинными, соблазнительными ресницами, глядя на меня.

— Ты старше моего отца. Мои родители поженились молодыми.

— Господи.

Она слишком пренебрежительно пожимает плечами. Мне стоит быть осторожным.

— Послушай, — говорит она. — Ничто и никогда не могло встать у меня на пути. Возможно, я единственный стенд-ап-комик-девственница во всех Соединенных Штатах. Неужели ты думаешь, что я чего-то боюсь? И посмотри, где мы сейчас.

Я изучаю ее лицо. Такое открытое, такое уязвимое. Это не может быть правдой.

— Если ты стендапер, то почему о тебе нет никакой информации в интернете?

Ее глаза загораются.

— Ты гуглил меня!

— Да.

— Я выступаю под псевдонимом. Индустрия кишит подонками. Кроме того, я на удивление не так уж успешна.

Я ничего не знаю об условиях работы комиков где бы то ни было, но мысль о том, что кто-то хоть с каким-то намеком смотрит на Хлою, заставляет голову взрываться. Я должен поцеловать ее снова, чтобы успокоить свое сердце, которое выскачет из груди.

Полные губы Хлои погружают меня в блаженство. И все же не могу не признать тот факт, что такое совершенное, невинное юное создание, как Хлоя, должно быть поцеловано хорошим мальчиком ее возраста. Уважительный молодой человек с таким же солнечным мировоззрением, которого мир не раздражает на каждом шагу. Кто-то, кто не хочет обладать ею и держать в кармане. Мне не следовало бы так радоваться, узнав, что я первый, кто когда-либо целовал эти губки, но безумно рад узнать, что я также и последний. Потому что теперь, когда она здесь, я никогда не позволю ей уйти от меня.

Я притягиваю ее ближе к себе и продолжаю целовать ее мягкие губы, одновременно тяну тесемку фартука у нее на пояснице. Она отстраняется, чтобы сбросить фартук и тут же притягивает меня обратно, чтобы углубить поцелуй.

Не могу насытиться. Я хочу ее. Я хочу ее всю — больше ее ванильного и цитрусового аромата в легких и ее вкуса на моих губах.

Я прижимаю ее к себе так близко, как только могут прижаться два существа, как раз в тот момент, когда ее сочный язычок дразнит мою нижнюю губу.

Я абсолютно обречен.

Но в тот момент, когда отрываюсь от ее губ и провожу по ее губам языком, двери лифта открываются, и резкий голос эхом разносится по коридору. Хлоя замирает, когда приближаются шаги.

— Филипп? Вот ты где! Нам нужно обсудить эту маленькую психованную пироженку… о, прошу прощения! — Я поворачиваюсь, чтобы показать режиссеру Джейми, что «маленькая психованная пироженка» прямо здесь.

— Следи за языком, — говорю я.

Джейми цокает на меня.

— Протекция? Это является основанием для дисквалификации. — Я открываю рот, чтобы поставить его на место, но Хлоя опережает меня.

Она отталкивается от стенки лифта, чтобы встретиться лицом к лицу с Джейми.

— Так и есть. Ты должен сделать это. Немедленно дисквалифицируй меня и придумай причину моего ухода. Я бы никогда не хотела запятнать репутацию этой уважаемой программы.

Джейми втягивает свои пресловутые когти.

— Я просто думаю, что это неприлично и… и несправедливое преимущество.

Хлоя щебечет:

— Я ужасный пекарь и проиграю, несмотря ни на что.

Я не могу удержаться и фыркаю:

— Мне неприятно это говорить, но так и есть.

Джейми переводит взгляд с Хлои на меня и видит, что ему не выиграть этот раунд. Он уходит, оставляя меня — наконец-то — наедине с моим восхитительным маленьким американским бисквитом. Или печенькой.

— Итак, на чем мы остановились?

Хлоя

Если бы лифт был стеклянный, от нас запотели бы все стены, от того, как мы целовались, болтали и заставляли друг друга смеяться, как подростки, кто знает как долго.