В бездну. В ничто.

– Дор, постой! – Дороти сделала шаг, понимая, что если Доран промедлит еще немного – она успеет. Даже без мистической силы успеет прыгнуть вперед и вцепиться в свою потерю.

И никуда не отпустит.

Нужно всего лишь мгновение или два.

Но тут дверь каюты распахнулась с таким грохотом, будто ее снесли тараном.

Дороти, успевшая продвинуться еще на пару футов, даже ухом не повела, потому что впереди был Доран Кейси и не было ничего важнее в целом свете, чем суметь задержать его.

– Нэро! Не смей ее трогать!

Раздавшийся голос явно принадлежал Морено, но против обычных насмешки или приказа был полон какими-то странными нотами, точно Черный Пес обращался к кому-то важному для себя. Не кричал, просил.

Дороти, не оглядываясь, придвинулась еще на фут.

Доран остановился, выражение печали сначала сменилось на растерянность, а потом на ярость. Серые глаза сузились, в них загорелись нехорошие зеленые огни, какие часто пляшут перед грозой на мачтах.

Он посмотрел в сторону Черного Пса, зло прищурился, и Дороти понял, что сейчас произойдет нечто плохое.

– Меня зовут иначе, – злобно проговорил Доран и, одним неуловимым движением руки отломав дубовую тяжеленную столешницу от привинченных к полу каюты ножек, запустил ее в сторону двери, точно спартанский воин свой щит.

Дороти успела прыгнуть в сторону, закрывая застывшего на пороге Морено от удара, и только в прыжке вспомнила, что она теперь, без своей особенной силы – самый обычный человек.

А обычным людям, когда по ним бьют дубовой столешницей со скоростью стенобитного орудия, очень больно.

А еще они теряют сознание.

…Знакомый до каждого сучка потолок каюты кружился перед глазами, то приближаясь, то отдаляясь.

Рядом на кровати опять кто-то сидел. Дороти накрыло острое чувство того, что все уже было и не один раз. Однако теперь сидевший рядом не излучал холод, зато сыпал себе под нос такой черной руганью, что будь тут розы – точно бы завяли. Немного спасало то, что ругань изрыгалась на трех языках попеременно, и алантийского среди них не было.

Дороти попыталась ощупать лицо, от которого по ощущениям осталась дай бог четверть, но ее жестко перехватили за запястья, фиксируя и не давая касаться.

– Моя опухшая командор, если ты и дальше будешь влезать в такие топи, то мне не надо будет обходить клятву Черной Ма – я просто получу “Свободу” по праву первого помощника. Возьму каперский патент и уйду за Краба тискать иверских и налланских девок.

Очень живой и отвратительно здоровый Морено отпустил ее руки и снова смочил в тазу с водой тряпицу, которой он промакивал Дороти наливавшуюся свинцовой болью скулу.

– Что я пропустила? – слова давались с трудом.

Впрочем, как и любые движения, но Дороти решительно отодвинула руку с приносящей облегчение примочкой и попыталась сесть.

Сама. В этот момент она Морено ненавидела от всей души.

Морено помогать не стал. Отстранился.

– Сейчас полдень. Скоро будет обед.

Он бросил тряпицу в таз, и Дороти ждала, что теперь он уйдет из ее разгромленной каюты, но Черный Пес остался на месте. Тяжело выдохнул, снова прошептал какие-то ругательства на кильянском и наконец глухо сказал:

– Наверно, пришло время поговорить.

– Я пыталась. Но в прошлый раз ты предпочел не говорить, а сделать так, чтобы я чувствовала себя виноватой.

– Зато душу отвела, – Морено ухмыльнулся. – Понравилось же? Но ты била не сильно, а я помню, как ты умеешь на самом деле. У тебя есть что-то крепче того отвратного вина?

– В ящике стола фляга – там бальзам. На травах. И нет, не понравилось, – покривила душой Дороти, вспомнив то ощущение жара, которое накрывало ее с каждым ударом ремня. – Дай зеркало, оно в рундуке. Хотя ты и так знаешь, что и где тут лежит. Кстати, становиться моим денщиком я тебя не просила.

– Я доброволец. Клятва клятвой, но мои парни слишком не любят вашего брата. И сестру. И если навредить тебе всерьез они побоятся, то желания гадить по мелочам никто не отменял. А я такого не терплю.

Черный Пес задумчиво обошел то, что было столом, порыскал в какой-то из куч, видимо выбрав ее интуитивно, вытащил на свет флягу, глотнул, закашлялся и посмотрел на Дороти с уважением – еще бы, полынная настойка жарила горло что твой дракон, – потом достал зеркало и вручил Дороти.

С виду все было так же плохо, как ощущалось, но, похоже, повезло в главном – кость не сломалась, да и зубы уцелели. А отек на пол-лица и заплывший глаз – это пустяки. В Академии бывало и хуже, правда, срасталось к вечеру.