Но глаза, глаза у него были не те – в них плескалось отражение туманного киселя вокруг. Серо-белые бельма, должные быть слепыми. Однако тварь точно видела – медленно, словно не желая спугнуть, подняла на Дороти взгляд и улыбнулась. Улыбка была Дорана, тварь Дораном не была.

Дороти в который раз пожалела, что не настолько набожна, чтоб кроме честной стали разить еще и божественными символами, однако происхождение твари явно было дьявольское.

– Под твою защиту прибегаю, бог света. Не отвергай мольбы моей и в скорбях наших, но от всех опасностей избавляй нас всегда…

– Зачем пришла? – двойник Дорана на сантименты размениваться не стал, впрочем, как и таять от слов молитвы.

Голос у него оказался другой, не как у Кейси – шипящий, точно половины зубов во рту не было. Белесые буркала уставились на Дороти в ожидании ответа, а она забуксовала на месте, как пловец, попавший в заросли водорослей.

Тварь не торопила, ждала, не мигая. И менялась. Волосы, сначала бывшие сухими, потемнели, с них стала каплями стекать вода, и вскоре они превратились в неопрятные насквозь мокрые сосульки. Пуговицы на мундире позеленели, на блестящих сапогах появился бурый налет. Сквозь личину Дорана проступало нечто. И дожидаться, пока оно проступит окончательно, совсем не хотелось.

– Мне нужен проход через Гряду. Мне и моей команде.

– Закон соблюден, – задумчиво проговорила тварь. – Меня слышишь только ты. Ты сможешь пройти.

И дерганно кивнула, открывая покрытую струпьями рану на шее, но поднялась с места легко. Потом внимательно посмотрела на Морено, точно стервятник.

– Оставь его тут.

– Нет, – Дороти выпалила это, не успев обдумать предложение. Оставить в таком месте даже того, кто и так обречен, было выше ее сил. – Закон соблюден. Он тебя не слышит.

Тварь, все быстрее теряющая человеческий облик, задумчиво переступила с ноги на ногу, потрогала гниющими кончиками пальцев штурвал и согласно кивнула:

– Не слышит. Иначе бы стал наш.

Последнее слово подхватило эхо – “аш, наш, нааашш”, – и опять вернулись обманчивые звуки: где-то ударил корабельный колокол, раз, другой, третий. Виски заломило, Дороти закрыла уши ладонями и взглянула на Морено – тот набата не слышал, был бледен до синевы. На повязке выступила кровь, только теперь она была черной и густой.

Отбив тринадцатую склянку, колокол заткнулся.

Дороти оторвала ладони от ушей и огляделась. Пока она отвлеклась, тварь уже спустилась с мостика и, пошатываясь, побрела в сторону носа корабля. Дойдя до грот-мачты, она остановилась и, чуть повернув голову, будто ее окликнул кто, сказала:

– Из него утекает жизнь. Мы можем вернуть ее.

Несмотря на расстояние, Дороти расслышала каждое слово, словно тварь продолжала стоять рядом. А может, так оно и было – доверять ни слуху, ни зрению на Гряде Сирен не стоило.

– Просто так? Вылечите? – Дороти прищурилась, стараясь разглядеть фигуру у мачты, которая стала странным образом двоиться.

– Нет. Вернем, – голос раздался позади, и, резко развернувшись, Дороти почти носом уперлась в плывущее, разлагающееся лицо неДорана. – Не просто. Нужно отдать.

– Что отдать?

– Свое. То, что ничего не стоило. Тебе. И до сих пор ничего не стоит.

– Отдать что-то за то, что вы вернете Морено здоровье?

– Да, отдай подарок нам. Мы подарим ему дыхание.

С неДорана окончательно сполз маскирующий морок. Он оказался ниже и стоял с трудом. Потому что стоять было особо не на чем – от мундира начиналось скользкое гигантское тело, как у угря. Оно витками струилось по палубе “Свободы”, и конца ему видно не было – он терялся в бесконечных петлях на носу.

А вот верх оставался человекообразным. Только скелетированным, точно моряка целый месяц объедали рыбы, а потом он встал и пошел на прогулку. От прежнего облика остались только половина лица и глаза-омуты.

– Какой подарок? – спросила Дороти, чтобы потянуть время.

Таинственные сирены оказались совсем не такими, как она ожидала, и давать им с ходу обещания и заключать сделки было весьма опрометчиво. Да и принятый сначала облик скорее вызывал злость, чем настраивал на доверительный лад. Использовать светлую память о своем друге как оружие Дороти никому не позволяла, даже демонам. Облик же настоящий у сирены был настолько омерзителен, что больше всего хотелось крикнуть “нет”, чтобы тварь побыстрее убралась с корабля.