Шрифт:
– Вы на сколько же времени в командировку уехать желаете? – спросила она.
– Да на сколько вы прикажете. Хоть до самой свадьбы.
– Хорошо. Вы, стало быть, и после свадьбы хотите по командировкам ездить?
– Да отчего же-с? И вам-то приятнее, чтоб я перед вашими глазами не очень мотался. А впрочем, как вам угодно. Мне только бы на место служащего с отчетом попасть, а там…
– Нет, я не прочь, чтобы вы и после свадьбы ездили в командировки. Я буду за вас просить Лавра Петровича, непременно буду.
– Вот и мерси… Ручку-с… Позвольте еще раз ручку поцеловать. – Стукин так и прилип к руке Матильды Николаевны. – Добрая вы моя, добренькая, ангел Божий… – твердил он. – Вот как в такую командировку я съезжу, то не только двести рублей долгу вам сейчас возвращу, но и подарочек хорошенький вам привезу.
– Кушать подано, – доложила горничная.
– Пойдемте обедать, – сказала Матильда Николаевна.
Они отправились в столовую.
Глава XI
Сам приехал
Раздался звонок. Залаяли собачонки. В будуарчик Матильды Николаевны вошел Лавр Петрович Хрустальников, взял хозяйку за голову и влепил ей в щеку сочный поцелуй.
– Ба! Стукин! Какими судьбами? – воскликнул он, увидав сидевшего Стукина.
– Сами же, Лавр Петрович, вы изволили сюда меня послать.
– Ах да… забыл. А я сейчас от Бореля… Обедали там в маленькой компании. Пили много… Вино хорошее… Но скучно… Кислота…
– Хоть бы и не говорили, что пили много, так и то видно, – отвечала Матильда Николаевна.
– Ну так что ж из этого? Жизнь наша так коротка… – бормотал Хрустальников.
– Ну а мне хочется, чтоб она была подлиннее, поэтому вам надо беречься и поменьше пить. Поясница болит, из-за этого не поехали на охоту, а сами кутите.
– Ну что ж, умру – похоронят.
– Как это хорошо! Духовного завещания не составили, меня не обеспечили, а сами умирать сбираетесь. Кроме того, вы забываете, что есть еще третье существо… Это третье существо хотя еще не родившееся, но об нем нужно больше, чем о ком-нибудь, подумать.
– Обеспечим, обеспечим… Молчи только. Вели, пожалуйста, Матильдочка, подать зельтерской воды… Мне что-то не того… На желудке как-то… Да кстати уж и коньяку… Коньяк со мной чудеса делает.
– Даша! Дайте зельтерской воды и коньяку… – приказала хозяйка горничной и, обратясь к Хрустальникову, прибавила: – Мне странно, что вы взяли себе за правило приезжать ко мне пьяным и продолжать у меня пьянствовать…
– Пьяным… Пьянствовать! Какие выражения!.. Где же я пьян…
– Пожалуйста, не оправдывайтесь. Ну что мне за приятность – видеть вас всегда в таком виде! Только нервы раздражаете. Незачем было и приезжать, если так. Присылаете сказать, что приедете провести вечер… Я сбиралась в оперу… осталась для вас дома!.. И вот вы приехали проводить вечер с графином коньяку…
Матильда Николаевна надула губки и отвернулась.
– Те-те-те… Смотри, как раскудахталась… Ах ты, моя курочка!.. – проговорил Хрустальников, покачнулся слегка на ногах, подошел к Матильде Николаевне и хотел пощекотать по шейке, но она ударила его по руке.
– Не желаю я с пьяными!..
– О, как ты во гневе прекрасна! Боже, как ты прекрасна!
– А я у Матильды Николаевны обедал, – начал Стукин, чтобы переменить разговор.
– Ты? Ах ты, рожа! Да как же ты смел? – шутливо спросил Хрустальников.
– Сами Матильда Николаевна меня пригласили.
– Будто? Удивляюсь… Ну а как же нос-то? Ведь у тебя нос утюгом, глаза как у рака, вихор как у клоуна в цирке.
– Оставьте, оставьте… Игнатий Кирилыч в сто раз вас приличнее, – перебила Хрустальникова Матильда Николаевна.
– Каково! Ну, брат Стукин… Теперь я начинаю тебя ревновать…
– Хи-хи… Что это вы, Лавр Петрович, говорите… – захихикал Стукин.
– Нет, в самом деле… Ведь иногда понравится и сатана лучше ясного сокола. Положительно, синьор Стукин, я тебя ревную к Матильде…
– Успокойтесь, Лавр Петрович… Да разве я посмею?..
– Ну, выдь в другую комнату… Мне нужно с Матильдочкой поговорить… Иди к горничной Даше и посиди у ней…
– Сидите тут, Стукин… Не надо, – сказала Матильда Николаевна.
Стукин поднялся уже с места и недоумевал.
– Сидите, сидите, – продолжала хозяйка. – Останьтесь…
– Да ежели Лавр Петрович приказывают?
– Ну сиди… А только теперь уж я тебя положительно начинаю ревновать. О, женщины, женщины! Как у них вкус капризен!