Глава девятнадцатая, из которой становится ясно, к каким трудностям могут привести необычные способы сочинения песен

Метод создания песен, который Капитан Бифхарт изобрел после похода на выставку Сальвадора Дали, абсолютно уникален, и потому заслуживает отдельного внимания – тем более что на практике он был гораздо более трудоемким, чем может показаться на первый взгляд. Главная трудность заключалась в том, что «песни», которые начал сочинять Капитан, не были песнями в прямом смысле этого слова. Обычная рок-песня имеет четко выстроенную структуру (состоящую из вступления, куплетов, припева и коды), последовательности аккордов, а также мелодий и риффов. «Песни» Дона отличались тем, что в них не было ни структуры, ни последовательности аккордов; они почти целиком состояли из риффов или повторяющихся последовательностей нот, которые Дон называл «партиями». Как правило, «партии» были довольно короткие – Капитан не умел или не хотел мыслить в крупных масштабах. Интересная особенность «партий» заключалась в том, что все они были в разных размерах и тональностях: переходя к следующему фрагменту, Капитан, казалось, совершенно не думал о предыдущем. Сочинив одну «партию», он мог выкурить сигарету, затем возвращал руки на клавиатуру и оказывался в совершенно иной позиции.

После всего вышесказанного легко приравнять композиторские амбиции Ван Влита к детскому баловству, однако это было бы не вполне справедливо. Джон Френч подтверждал, что Капитан был способен осмысленно повторять большую часть своих мелодий: «С трудом, но он действительно мог это делать. Хотя я бы сказал, что чаще он просто сидел и экспериментировал»[113]. Билл Харклроуд, также регулярно наблюдавший фортепианные экзерсисы Бифхарта (Капитан всегда любил аудиторию), подчеркивал, что Дон не просто бряцал по клавишам, а «"пытался передать" – это лучшее определение, которое я могу применить»[114]. Много лет спустя Гари Лукас, гитарист позднейшего состава Мэджик Бэнда, сравнивал этот творческий метод с подбрасыванием карточной колоды, фотографированием разлетающихся карт в воздухе и последующим тщательным воспроизведением всей картины музыкантами.

Сочиняя очередную «партию», Дон далеко не всегда сообщал, кому из музыкантов она предназначается. Временами, когда он играл двумя руками, левая рука определяла партию одного инструмента, правая – другого (например, баса и гитары). В другие моменты Ван Влит изображал партию одной гитары сразу двумя руками. Тот факт, что фортепианные партии или аккорды не всегда возможно точно воспроизвести на гитаре, Бифхарта не интересовал. Билл Харклроуд: «Некоторые партии требовали одновременного извлечения семи нот – что непросто сделать, если у тебя только пять пальцев и шесть гитарных струн! Я пытался придумать, как удалить ноту или сделать инверсию, максимально приближенную к оригиналу. Результатом были партии неимоверной ширины – иногда мне приходилось зажимать струны на грифе двумя руками…»[115]. Чтобы дополнить эту картину, стоит заметить, что музыканты Мэджик Бэнда не очень дружили с нотной грамотой, поэтому разучивали все эти многочисленные и хитроумные партии наизусть.

Беспрецедентные трудности, с которыми столкнулся Мэджик Бэнд, разучивая новые опусы Бифхарта, заключались не только в кажущейся нелогичности «партий», но и в том, каким образом эти партии сочетались друг с другом. Как уже упоминалось, «партии» разных инструментов к одному и тому же сегменту песни легко могли иметь разные тональность, размер и продолжительность. Разная продолжительность «партий» приводила к очевидной проблеме: они не могли начинаться и заканчиваться в одно и то же время. Джон Френч, получивший должность «музыкального директора», решил эту проблему принципом, который он назвал «общий знаменатель» (попутно изобретя мат-рок[129] задолго до появления оного). Джон догадался играть все параллельные «партии» разное количество раз – таким образом, чтобы к концу каждой секции все партии «финишировали» синхронно. Возникавшие таким образом «промежуточные финиши» или «точки пересечения» обозначали начало очередного сегмента. Сколько раз нужно сыграть каждую партию в каждом сегменте, решала простая математика. В автобиографии Френч сравнивает это занятие с укладкой кирпичей разной длины, а также предлагает читателю и его друзьям поставить на себе «капитанский» эксперимент: каждый в компании должен одновременно и циклически считать вслух до определенного (но разного) числа с максимальной громкостью и выражением, не сбиваясь и не отвлекаясь на товарища, но сохраняя общий ритм. Далее можно переходить к следующему заданию – множественным секциям. В первой секции Вася, допустим, считает до пяти, Маша – до восьми, а Оля – до одиннадцати. Во второй – Вася, например, до семи, Маша – до девяти, а Оля… ну пусть будет до четырех. А теперь попытайтесь сделать это в едином ритме, синхронно переходя от одной секции к другой, в композиции из, скажем, двенадцати секций. А теперь разучите и исполните по памяти альбом, в котором таких композиций чуть менее двадцати. А теперь замените простой счет исполнением хитроумных инструментальных пассажей. Получилось? Можете основывать свою группу.

Как «кирпичам разной длины» требовался хороший цемент, так и «партиям» Бифхарта требовалось связующее звено. Таким звеном выступали барабаны Джона Френча – если два гитариста и басист могли спокойно играть сами по себе, то Френчу нужно было играть со всеми музыкантами одновременно. Вдохновляясь картинами Сальвадора Дали, Джон стал использовать барабаны, чтобы «объединить» остальные инструменты, существующие в своих собственных «измерениях»[116]. Это потребовало от барабанщика фантастической координации и незаурядной автономии рук и ног. Харклроуд объяснял, что у Френча «одна нога ведет одну часть бита, другая нога и руки – другую часть бита, и все это – в рамках одной «партии» и с разной динамикой. Это было так охренительно фанково – рехнуться можно!.. Бас, гитара, барабаны – все имели равные права. Мы все играли ритм, и мы все играли мелодически»[117]. Можно сказать, что Френч превращал партии Бифхарта в цельные произведения и своей работой аранжировщика, и своими партиями ударных.

Бывало и так, что, несмотря на все усилия Френча, разношерстные партии все же не удавалось как следует сшить друг с другом – в этих случаях Джон производил их доработку или «ротацию». Он обнаруживал, что сам композитор практически никогда не высказывал ему претензий на этот счет, что наводило Френча на мысли о том, что Капитана не очень интересовал порядок сочетания партий или, вероятно, он сам не вполне представлял, как они должны сочетаться. Тем не менее Ван Влит нередко прослушивал конечный результат и давал ценные указания музыканту – «правда, они чаще касались нюансов, чем конкретных нот» [118], – уточнял Джон. Конечно же, и Френч и Харклроуд страдали от того, что Бифхарт не знал аккордов и прочих азов музыкальной теории. «Временами я хотел, чтобы он мог сказать: "Вот, это септаккорд ля (A7), ты делаешь это, а ты – вот это", – признавался Билл. И тут же делал оговорку: – Использование музыкальных терминов упростило бы многое, но никогда не передало бы всю идею и отвлекло бы от цельной картины, которую он пытался нам передать». По словам гитариста, Капитан мог запросто выдать парадоксальные инструкции: «Сыграй низкую ноту как высокую. Сыграй высокую ноту как низкую»[119]. Один из очевидцев, заглянувших в гости к Бифхарту и его группе, вспоминал, что Капитан отдавал музыкантам команды в духе: «"Сыграй это так, как будто прыгаешь с горнолыжного склона…" Разумеется, музыка получалась вообще ни на что не похожей»[120]. Если Капитан случайно слышал, что один из музыкантов объяснял другому идею композиции с использованием заумных выражений вроде «тональность», «септаккорд» или «пентатоника», он тут же вмешивался и орал на провинившегося, что не позволит угробить свою музыку «глупыми представлениями о теории» и «всем этим дерьмом мертвых композиторов». Девизами Бифхарта было "scales are for fishes" и "training is straining"[130].

Парадоксальный композиторский метод Дона ван Влита не имеет никаких аналогов в рок-музыке и до сих пор вызывает дискуссии в кругах музыкальных исследователей. Дабл Ю Си Бэмбергер, один из современных исследователей творчества Бифхарта, выдвигает мысль, что сочиняя готовые партии и добиваясь их безукоризненного исполнения, Капитан практически сочинял «камерную музыку»[121]. На это Джон Френч возражает, что классический композитор всегда видит свое произведение целиком, все партии в его произведении подчинены строгой логике (что значительно упрощает разучивание). Капитанская музыка, по мнению барабанщика, этим требованиям не соответствует. С другой стороны, Майк Барнс, главный современный эксперт по творчеству Бифхарта, сравнивает его произведения с такими работами Стравинского, как «Пять пальцев» (1921 г.) – циклом пьес, построенных вокруг простейших фортепианных упражнений, не выходящих за пределы пяти нот. Здесь уместно заметить, что Стравинский, уже написавший к тому моменту «Весну священную», шел на сознательное упрощение музыки – чего нельзя сказать о Доне Ван Влите. Барнс также приводит сравнение с алеаторической (случайной) музыкой Витольда Лютославского и Джона Кейджа. И все же, несмотря на то что Ван Влит определенно бросал свои партии на волю случая (а также на волю Джона Френча), автору этого текста кажется, что столь тяжеловесные сравнения изрядно льстят Капитану. Куда интереснее вспомнить ученика Кейджа, минималиста Ла Монта Янга, его откровенно игровые инструкции в духе «проведите прямую линию и следуйте ей», – и провести еще одну параллель с другими героями этой книги.

Билл Харклроуд в автобиографии также говорит о том, что Капитан работал отнюдь не случайным методом: «Он контролировал процесс, ожидая, пока оно [произведение] не зазвучит как что-то, что ему нравится, нежели как что-то, что он задумывал. И я хочу подчеркнуть: он работал до тех пор, пока оно не начинало звучать правильно – хотя нельзя сказать, что давал много конкретики на этот счет»[122]. Схожие воспоминания остались и у Джона Френча: «Иногда Дон часами работал с кем-нибудь над нюансами и чувством, чтобы партия зазвучала правильно… Это была его сильная сторона: чувство, нюансы, динамика, интуитивные характеристики – те же, что можно услышать в его поразительном голосе»[123]. В интервью для этой книги барабанщик рассказывал: «Я помню, как однажды он работал с Биллом над его партией, и в конечном счете ноты партии полностью поменялись, но Дон добился того чувства, которого хотел». «Я помню, как он вытягивал вещи из всех нас, – вспоминал Джон. – Он говорил: "Стоп, это играется не так. Надо вот так". Подталкивал нас к тому, чтобы двигаться в другом направлении, мыслить в другом направлении. И внезапно композиция начинала звучать, оживать»[124].