Он не мог сказать, что толкало его на то, чтобы раздавать сокровища Кремля, которые копились русскими государями столетиями.

Вечером шестнадцатого мая он по просьбе Марины показал её родственнику пану Немоевскому драгоценности государственной казны. И когда Немоевский с дрожью в руках рассматривал украшения великой княгини Анны, ласкал пальцами рубины, изумруды, топазы, жемчужные ожерелья и алмазные нити, Лжедмитрий с мальчишеской бравадой подарил Немоевскому эти бесценные сокровища Кремля.

В ночь с шестнадцатого на семнадцатое мая Лжедмитрий так и не сомкнул глаз. Лишь под утро он ушёл из своей опочивальни на половину Марины и, изнурённый молением и страхом, замер в её объятиях и, кажется, задремал.

Судьба отсчитывала последние часы его жизни. И даже князь Пётр Басманов, который охранял опочивальню, не мог защитить царя от удара десницы Божьей.

Пока Лжедмитрий услаждал польских послов и гостей пирами и танцами, транжирил последние серебряные рубли и раздавал из государственной казны сокровища, князь Василий Шуйский и его братья Дмитрий и Иван, его племянник князь Михаил с благословения митрополита Казанского Гермогена готовили возмездие расстриге Гришке Отрепьеву, коварством захватившему русский престол, его клевретам и всем русским отступкам-предателям: Бельскому, Басманову, Головиным, Мстиславскому, Рубец-Мосальскому, Пушкину, Плещееву и иже с ними многажды.

Ещё сверкали в кремлёвских дворцах от тысяч свечей окна, ещё гремела польская музыка, исполняя кадриль, а вокруг Китай-города, вокруг Кремля сплачивались отряды россиян, чтобы дать бой незаконным захватчикам власти, насильникам веры — пришельцам.

Хотя князь Василий рассчитывал только на небольшую группу своих сторонников, родных и близких да на торговых людей, на ремесленников-скорняков, но к этому ядру сошлись сотни монахов, священнослужителей, служилых людей, вольницы. А князь Дмитрий Шуйский сумел стянуть к Москве из ближних городов около пятнадцати тысяч ратников. Он распорядился взять под охрану все двенадцать московских ворот, все мосты и перекрыл все подступы к Кремлю.

Штурм Кремля готовился основательно. Однако в ходе подготовки восстания возникла одна закавыка. Если сторонники князя Василия Шуйского были намерены без сомнения и непременно лишить живота расстригу Гришку Отрепьева, то тысячи горожан и пригородных крестьян, собравшихся в Москве, метили рассчитаться только с польскими и литовскими пришельцами, с иезуитами за поругание православной веры, разорение церквей и соборов, за разбой в Кремле.

Пока ещё для многих россиян самозванец был подлинным царём Дмитрием да и сиял добротою к простому народу. Правда, как стали перебирать досужие головы то, что он сделал для народа доброго, то нашли пока одни обещания. Он пообещал запретить лишать свободы и продавать в холопы крестьянских детей, но сего не сделал. Он хотел устранить посредников-хапуг сборщиков налогов с простого народа и тоже не довёл до ума обещания. А на поверку вышло, что только обещания блага народу и подняли его на трон державы, размышляли досужие головы. Но одни разуверились в его обещаниях, в его царском слове, а другие ещё питали надежды — всё это и раскололо народ на две половины. Много ещё было таких горожан в Москве, кто считал, что вот отгуляет царь свадьбу, выйдет на красное крыльцо и повелит служилым людям всё исполнить, что обещал. Да были и такие москвитяне, которые уверяли, что царю мешают творить добро ляхи, тьмою нагрянувшие в Россию. И потому побить ляхов-мшеломцев и татей россияне не прочь.

Князь Василий Шуйский, большой кудесник сочинять козни и заговоры, имевший в сём деле немалый опыт, учёл движение народной души, продумал, как нацелить восставших на поляков, а других за собой повести, как подхлестнуть ярость и гнев народа. Ни сам он, ни его сподвижники не подстрекали россиян на убийство самозванца, но разжигали их ненависть к наводнившим Москву ляхам. И в ночь на семнадцатое мая все палаты-дома в Китай-городе были скрытно окружены. Придвинулись московиты и к палатам, где блаженствовали иезуиты и бернардинцы, не спускали с них глаз. В эту же ночь развивал свои действия и князь Василий Шуйский.

Перед тем как ускакать на Красную площадь, чтобы повести за собой восставших, князь Василий пришёл в покой Гермогена, который уже был на подворье Шуйских и попросил его благословения и совета:

— Отче владыко, не все имут, что царь-расстрига есть зло всей России, — начал князь. — Одобришь ли ты такое наше действо, дабы не внести междоусобицы? Крикнут мои люди с первыми ударами набата, якобы ляхи разбойные убивают бояр в Кремле и хотят убить государя! А там мы пойдём по кремлёвским дворцам и поступим так, как Бог Всевышний повелит.

Гермоген не сразу ответил князю. Прикрыв усталые глаза, он подумал, что Василий Шуйский умную хитрость нашёл. Встанет народ и пойдёт за воителем. Однако наступит день, когда обман всплывёт. К какому движению тогда придёт народ, сие известно только Всевышнему, пришёл к выводу Гермоген. И похвального слова сказать нельзя Василию. Ну а если он, князь веры, высветит правду в помощь вождю? И тогда народ поймёт, зачем нужна была хитрость и простит Шуйского. Но это потом, а пока — как Всевышний повелит, пришёл к окончательному выводу Гермоген и благословил Василия: