Иногда ночью, когда мы были вместе, она вдруг крепко прижималась ко мне и затихала, уткнувшись носом в мое плечо. Камилла ничего не объясняла и не жаловалась, но я чувствовал, что ей это нужно. И вот она вроде такая сильная и независимая. А искала — то поддержку у меня. Пусть и вот так нестандартно. Без каких — либо подробностей и объяснений. Но сам факт происходящего. Он льстил мне. То, как она нуждалась во мне, внушало уверенность в том, что я действительно крут. И я наслаждался этими ощущениями. Да, у меня не было ни малейшего желания ничего у нее спрашивать по этому поводу. Ну, а смысл лишний раз грузиться чьими-то проблемами?! В конце концов, если она захочет, сама все расскажет. И я… Ну, я не был к ней совсем уж безразличным — в такие моменты ее слабости я почти всегда просто прижимал ее к себе покрепче.

Те немногие друзья, с которыми я ее познакомил, оценили острый язычок Милы и ту непринужденность, с которой она могла иронизировать со всеми целый вечер. Ею искренне восторгались и не стеснялись это восхищение высказать. Мне откровенно завидовали. Но я не ревновал. Поводов для этого Камилла никогда не давала. Все ее шутки и веселье ни разу не переходили ту грань, за которой можно было бы предположить “личный” интерес к другому мужчине, не ко мне.

Просто временами дико раздражало, что она привлекает так много внимания. И что противоположный пол слетается на ее общество. Прямо как пчелы на мед. Их привлекали легкость общения, отсутствие привычных женских капризов и замороченности. Они рядом с ней тоже отдыхали. Но это была моя прерогатива! И я, не стесняясь, целовал Милу при всех, показывая, что она моя. И ни разу Камилла не оттолкнула меня, сказав, что здесь не место и не время.

А потом случилась первая командировка после того дня рождения.

И, находясь в карауле, после тяжелых будней я зачастую проводил много времени за размышлениями. Однако если уж быть честным, в последние дни я все чаще и чаще думал о ней. Не знаю, что сказало бы обо мне это признание. Но почему — то мне лезут всякие бредовые идеи в голову. И порой очень хочется рассказывать ей обо всем.

И вот командировка подошла к концу. Оказавшись на борту самолета с остальными моими сослуживцами, я приготовился к многочасовому перелету. Откинув назад голову и закрыв глаза, постарался заснуть. Расслабившись, я принялся делать то же самое, что и сотни раз до этого, стоило мне лишь сомкнуть веки.

Я думал о Милуше.

Я вспомнил смотрящие на меня зеленые глаза. Порой они сияли и лучились такими заботой и любовью, что я был готов смотреть в них целую вечность. А какие у Камиллы потрясающие каштановые волосы. Я так люблю их перебирать после нашей близости. А ее тонкие нежные пальцы. Они умеют доставлять нереальное удовольствие, уносящее в нирвану. Вспомнил ее мягкую белоснежную кожу, словно молящую о моих поцелуях. Полные улыбающиеся мне губы, дарящие ласковый смех.

В голове всплывали малейшие детали облика Милы. И я осознавал, что если бы сегодня мне было суждено умереть, и все, что у меня было бы — блаженные дни с Камиллой, ее присутствие, ее вкус, ее запах и звук ее голоса, я погиб бы счастливым человеком.

Знаю, что это можно приравнивать к сумасшествию. Да многие сочли бы мое поведение смешным, но я влюбился в женщину, с которой ни разу в жизни не собирался заводить серьезные отношения. Сам обозначил их “свободными”. Но все же Камилла знала меня лучше, чем кто — либо на этой планете. Она единственная видела скрытое в самой глубине моего сердца. Только ей удалось пробудить все то лучшее, что во мне было.

Приземлившись, я немедленно поехал к ней. Сразу. Ключи от своей квартиры Камилла дала мне прямо перед самой командировкой. Без нежных слов и возгласов о том, как мне здесь будут рады. Бесхитростно протянула чуть звякнувшую связку. А я просто взял. И это было ценнее любых речей.

Я побросал вещи и отправился в душ. Ее квартира уже стала для меня привычной. Позвонил — то я ей еще из аэропорта. Попросил приехать, как только сможет. И Мила приехала очень скоро. Едва она вошла, я стиснул ее:

— Камилла…

Мне нужно было ощущать, что она рядом. Что я живой. Что она не плод моей фантазии. И наша жизнь продолжается. Было физически сложно отпустить Камиллу от себя даже на шаг. Ее присутствие вблизи, на расстоянии тепла, успокаивало. Камилла же молчала и будто бы случайно прикасалась ко мне, давая почувствовать, что она здесь, что я сейчас не одинок.

Я знал, что не каждая женщина спокойно выдержит, когда огромный пьяный мужик начинает безостановочно заливаться слезами и, падая на колени, утыкается лицом ей в живот, что — то бессвязно бормоча. А Мила стала для меня настоящим молодцом, вела себя так, будто все, что происходит, нормально. Она только гладила меня в такие минуты по голове, обнимала в ответ и прижималась так, словно я один — единственный на Земле. От этого мои собственные объятия становились мягче, а разум светлее.

По крайней мере, я ненавидел свою работу в последнее время. Больше пятнадцати никчемных лет этой каторги. Слишком много стресса и ответственности. То самое состояние, когда мое настроение теперь может испортить любой пустяк.

А у нее не было слез или страха. Она просто принимала все как есть и, уткнувшись в мое плечо, шептала:

— Все будет хорошо, Максим. Все еще обязательно будет.

Мой рост переваливал за два метра, а Камилла была ростом метр семьдесят. И до той командировки я как — то даже не задумывался об этом. А тут… когда она такая маленькая и хрупкая, крепко прижавшись, смотрела на меня своими зелеными прозрачными глазами, я осознал.

Я вдруг начал понимать, насколько Мила беззащитна. И вкупе с тем, что проносилось перед моими глазами совсем недавно на службе, я начинал лихорадочно обнимать и целовать ее. У меня было ощущение, что вот я — стена между ней и любой опасностью. Я защищу. Сберегу. Такую маленькую, пусть и сильную духом. Потому что, какой бы сильной морально она не была, мужик и опора здесь я!