Мы возвращаемся в гостиную, чтобы поесть и посмотреть, сможет ли Бреннон ухитриться приготовить сладкий десерт, который выглядит как пикантная еда.

— Мне нравится этот вызов, — говорит мне Райан, запихивая в рот вилку лапши.

Мило.

Очень мило.

Мне нравится, что в моем присутствии она не напускает на себя важность и не пытается произвести на меня впечатление.

— Он должен сделать десерт похожим на курицу с картофельным пюре.

Я прекрасно понимаю.

— Это выведет ребенка из себя.

Мы уже дважды видели, как он плачет.

Я наклоняюсь, вилка подвешена на полпути ко рту, пока мы с тревогой ждем, что что-то пойдет не так.

Удивительно, но Бреннон не тот, кто переживает срыв во время этой части шоу; это Адам, двенадцатилетний самопровозглашенный король пирогов из Коннектикута.

Сильной стороной Адама не являются детали.

Все, что он так старательно выпекал, изо всех сил пытаясь сделать свой десерт похожим на тако и сальсу, рассыпается. Кокос, в который он добавил пищевой краситель, слишком зеленый, чтобы быть похожим на салат, клубничные «помидоры» слишком красные, бисквит, который он использовал в качестве оболочки для тако, слишком толстый.

Все получилось не так, как он планировал, и парень теряет самообладание, топает ногой и бьется головой о стойку еще до того, как начал расставлять десерт, чтобы представить его судьям.

— АХ ТЫ, МАЛЕНЬКИЙ ТРУСИШКА! — кричу я. — СОБЕРИСЬ.

— Даллас! — ругает меня Райан в тысячный раз, шокированная, но восхищенная.

Я вижу по ее глазам, что она забавляется, но не признается в этом, потому что неполиткорректно высмеивать маленьких детей, которые делают все возможное.

— Что? — я пожимаю плечами. — Меня же никто не слышит.

— Я тебя слышу.

Я закатываю на нее глаза, доедаю говядину и брокколи на своей тарелке, прежде чем перейти к ло-мейну.

Это то, что нужно.

И кто бы мог подумать, что меня так развлекут крошечные повара?

Когда мы оба закончили есть, я встаю. Беру тарелку Райан и иду с мусором на кухню, навожу порядок, прежде чем вернуться, и приношу ей еще воды, потому что я внимательный засранец.

— Могу я задать тебе вопрос?

Она смотрит на меня.

— Конечно.

— Почему ты согласилась помочь мне?

— Честно?

Я фыркаю.

— Нет. Я хочу, чтобы ты солгала.

Это сарказм, но она все равно смеется.

— Я согласилась помочь тебе, потому что думала, что могу помочь тебе.

— Что ты имеешь в виду?

— Не знаю, говорила ли я тебе об этом, но мои родители — брачные консультанты. Так что вполне логично, что я кое-что почерпнула по пути, слушая, как они работают и все такое.

— Логично. Но какое отношение это имеет ко мне?

— Эм… ну, я просто подумала, что тебе нужно немного поучиться тому, как обращаться с людьми.

В смысле? Что за фигня?

— Еще раз, что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, не пойми меня неправильно, но я просто подумала, что раз ты был достаточно черствым, чтобы бросить меня вместо своего друга, то ты черствый и в других отношениях, и, возможно, тебе не помешают советы по обращению с женщинами.

Я пристально смотрю на неё.

Она что, блядь, шутит?

— И как, по-твоему, я обращаюсь с женщинами?

Я тщательно подбираю слова, искренне желая узнать, осталось ли ее мнение обо мне таким же, как в день нашего знакомства — или даже таким же, как в ту ночь, когда мы впервые подурачились, потому что прятались от остальной части дома.

Я думал, мы с этим покончили.

Разве я не объяснил ей, что сейчас мне никто не нужен в моей жизни? Я не хожу на свидания не потому, что я козел по отношению к людям; а потому, что…

…я не думаю, что у меня хватит сил.

Потому что мне нравится сидеть дома после игр, есть еду, бездумно смотреть телевизор и не развлекать людей. Потому что мне нравится смотреть старые фильмы в кинотеатре и избегать толпы. Потому что я хочу чего-то настоящего, с кем-то приземленным, кто честен. Потому что у меня нет времени отсеивать всю эту чушь.

И золотоискательниц.

И охотниц за бутсами.

И…

— Ты прекрасно с ними обращаешься. Я вижу это теперь, когда мы провели больше времени вместе, так что прости, что думала, что ты относишься ко мне как к дерьму. Это не так.

Нет, я не отношусь к ней как к дерьму.

Я обдумываю эту информацию, глядя на телевизор, но ничего не видя на экране.

Дерьмо.

Мой мозг.

— Так вот что ты обо мне думаешь, а?

— Нет, — она делает паузу, затягивая молчание. — Больше нет.