Чего-то Варе и смешно стало, как о бестолковых курях подумала. Сидят ведь у себя в сарае. Квохчут. Каждой тени пугаются. Да голосят, чуть что. Оно, наверное, и Варвара непонятно чего потому и испугалась — всё-таки недалеко от курятника спит. Понятно теперь, чего родители с бабкой в самую глубину избяную ночевать залезают.

Зябко ещё. Так и трутся руки друг об друга. Сон уж сошёл давно. Так что взяла Варя метлу да принялась тихонько по двору шоркать. Всё время не терять да днём меньше возни будет.

За работой согреваешься быстро. Да и беспокойство обычно переплёскивается, не даёт нутро всё захватить. Так что от беспокойства лучшее лекарство — занятие трудовое. Ещё можно перепугаться хорошенько — настоящего чего, а не выдуманного. Но лучше всё-таки трудовое.

Раззуделась кровь у Варвары. Почуяла она силу свою. Даже украдкой подумала: вот явится кто из Нави на самом деле, сам же от Вари и огребёт. Боевистость на неё нашла. Видно, придаёт женщине уверенности метла в руках. А Варя всё на другой край деревни поглядывает. Вроде и убирается, а у самой мысли всё теплее скачут. И убеждает она себя, что просто ждёт, когда народ подниматься начнёт. А сама же только о Тихоне и думает.

И как ведь раньше жила спокойно?

Наконец, отворилась дверь в его избе. И ещё радостнее Варваре стало. Не потому даже, что придёт сейчас сюда. Или, тем более, помогать захочет — не надо того Варе. Просто хорошо уж внутри делается только от того, что Тихон в этом мире есть.

А тот в белой своей рубахе, что у лебедя, вышел. Потянулся широко. Не успела Варя глаза отвести — заприметил её Тихон. Лица его выражения не видать, а вот руками ей замахал. И так сразу Варваре опостылела её метла... Лучше уж к другу сердечному сбегать. Или хотя б простым шагом пойти.

А Тихон прямо через забор свой перемахнул да чуть Варю с ног не сшиб. Так и ткнулась она ему носом в грудь. Ощутимо так. Ну, это потому, что сама навстречу двигалась резво. Но прошло удара ощущение быстро. Только запах внутри носа травяной да тёплый такой, живой — остался. Руки сами у Варвары кверху потянулись. Чтоб за шею Тихона обнять. А тот и не удивился будто. А — хвать, ловкий такой — вокруг талии! Да и крутанул так, чтоб уже не Тихонов дом Варя видать могла, а свой. Ежели у Тихона из-за плеча выглянуть. Засмеялась Варя тихонько. А у самой всё сердце от счастья непривычного обмерло. Не лопнуть бы от такого. Так что потянулась Варвара в сторону. Тихона за рукава хватая. Чтоб тоже тянулся.

Не ночь сейчас, конечно. А всё одно — чего бы к лесу не сходить? На ту поляну самую, где они недавно на звёзды смотрели? Может, и выспросит Варвара, чего там Тихон тогда в ожидании сидел.

Не солнечным сегодня день будет — вон, серостью дождевой небо поволакивает. Да и хорошо, пуская дождь землю-матушку напитает. Не попасть бы под него только... А, ладно! Не сахарные!

Ромашек, оказывается, на той поляне — видимо-невидимо. Глазками своими большими во все стороны поглядывают. Будто совы мудрые. Не моргают только. Потому, наверное, Варя их и рвёт — моргали бы, не рвала б. Не просто так, конечно рвёт — на венок.

Переплетает Варя хитро хвостики зелёные, чтоб не трепались да не царапались. Пальцы ловкие сами собой стебельки заматывают. Аж у Тихона перед глазами от жёлтого да белого зарябило. Никогда ему такие девичьи забавы не нравились — всегда смешно было с них. А теперь интересно даже, как такое делается. Варя же специально помедленнее плести начинает — будто учит Тихона. Нравится ей, как у того дыхание тише становится.

А повнимательнее поглядела Варвара — Тихон и не на венок уже глядит. И глаза такие хитрючие, тёмные. Аж волосы на затылке шевелиться у неё начинают. Так что Варя, наскоро концы веночные переплетя, на голову Тихону его и нахлобучила. Маловат, правда, получился. Цыплёнком-переростком на макушке рыжей сидит венок. К уху сползти норовит. Всё равно на это Тихону. Всё ближе он к Варваре наклоняется.

Варя тогда — как в омут с головой. К шее Тихоновой потянулась. Приятно это очень — Тихона обнимать. Замирает будто внутри что-то да кружится. Того и гляди унесёт обоих.

Волны какие-то от груди к животу пошли. Как ежели окиян волноваться начинает. Только окиян опасно волнуется, разрушить чего может. А внутри у Вари приятно всё поднимается. Воздух сладким становится, сам через нос будто просачивается. А губы у Тихона — ещё слаще.

И будто замерло время. Или исчезло совсем. Нет ничего более в мире этом. Только Варя да Тихон. Главными самыми стали. И близко друг к другу очень. Не ровен час чего и случится...

Хлопок сухой будто не в их мире раздался. Будто в сказке какой далёкой пролетел.

Тело у Вари раньше среагировало, чем разум. Не поняла ничего, только от чёрной точки на бок отшатнулась.

Поганая какая-то точка — вроде дроби, да крупная больно. И в воздухе вытягивается ещё. Стрелой что ли? И прям в Варю метит.

Двигается она, Варя, да только понимает уж — не успевает. Так на линии движенья непонятного и остаётся. И переменить ничего не может. Ждать только. Да безуспешно в сторону тело уводить. В чём уж смысла нет.