Шикнул Тихон от боли — это цепочка ему поперёк груди легла. Распекать сразу начала. Вроде и в голове от того прояснилось.

— Девку ту? — завсегда Годана прозорливостью особенной отличалась. Могла бы и не спрашивать — сама ведь видала, когда с Тихоном она по лесу гуляла. И когда Тихон не от ума великого ей раскрываться хотел.

Опасно это — раскрываться роду людскому. Не от злости оного — со страху. Один ежели не испугается, то остальные друг друга перепугают. А там народу их и не сдобровать можно — на вилах окажется.

А тут... И без вил вон чего вышло...

На дротике том магия. На смерть. В человека бы попала — не было б уже человека. А оборотническая кровь ещё сопротивляется — вон, как у Тихона грудь сильно вздымается. Продышаться пытается.

Только по лицу сыновьему тёмные полосы ползут. Как если бы кто деревья рисовать на нём вздумал. Дурной знак... Значит, яд по телу распространяется.

Годана-то верёвку специально заговорила — чтоб исцеляла да изгоняла болячку. Да ток выйдет ли? Вроде и поспокойнее Тихон стал. Дуга над бровями разгладилась. Глаза даже прикрыл, а они и метаться под веками перестают. Да только чует сердце материнское — не то это покойствие, что о выздоровлении скором говорит. Не тот покой, что прибавлением сил заканчивается.

Тяжкий вздох у Годаны получился. Замерла она, над лежанкой стоя. В пустоту глянула. Да, решившись, кивнула сама себе. К сундуку, что под накидью невидимости стоял, поспешила. Дёрнула себя за волос. Перевязала его трижды вокруг пальца. Да заклинание специальное прошептала.

Вспыхнул тут сундук огнём розоватым. Да проявился. Заскрипели петли сурово. Нехотя крышку открывая. Даже будто зубья у крышки этой появились, будто отпугнуть Годану пожелали. Да разве же отпугнёшь мать, что сына спасать желает? Даже если спасение такое... Ещё хуже может быть.

Достала Годана на ладонь свечу чёрную. На смерть заговорённую.

Клин — оно же клином вышибают. Да только стоит ли... С сомнением Годана снова на Тихона глянула. Вроде обычным сном тот заснул. Человеческим. Может, и пронесёт ещё? Справится кровь молодецкая да ворожба материнская?

Устала уж Варвара за клубком бежать — шутка ли: смеркается уже! А она с утра самого в пути. Да и клубок её капризничает чего-то — то под пень закатится щепистый, то вокруг дерева какого кружить начнёт. Да и сам истрепался весь, травинку да веточки мелкие на нём налипли. Хвостик, что мышиный, беспомощно за ним волочится. Мокрый весь, поникший какой-то.

Как не выпрыгивает у Вари сердце от волнения, а всё-таки на третьем витке, когда около ёлки клубочек заговорённый бегал, Варя его и отловила. Не давался он поначалу — даже на ствол ёлочный закатываться норовил от рук её. Только от Варвары не уйдёшь особенно.

Поднесла Варя клубок к лицу. Посмотрела внимательно. Тот даже сжался, кажется, судьбы своей ожидая. А Варя вздохнула и заговорила, будто бы и не с ним:

— Вот ты чего думаешь... Что ежели оборотень — так сразу и не человек? Так зверь что ли жестокий? А вот и нет... Вспомни сказку: там волк коня съел... Так сам вместо коня и служить нанялся... Нет, сказка, конечно, ложь... Да разве же было от Тихона мне что плохое? А вообще кому от него плохо было? Что нрав крутой — так это и что дальше? Бориска, будь он не ладен, покладистый был, а вон чего вышло... И что теперь? Разлюбить мне что ли Тихона? Уж не разума ли ты лишился?

Сурово Варвара брови собрала, словно ответа в самом деле от клубка заговорённого ждала. Да только как он ответ дать может, ежели для другого изобретён был? Так что Варвара сильно серчать на него не стала.

Только осторожно себе под ноги положила.

— Давай с тобой уж придём, куда надобно, — попросила.

Ожил тогда снова клубок, завертелся у Вари под ногами, подпрыгнул несколько раз да вперёд покатился. Ровнее уже да увереннее. Без заворотов ко пням да ёлкам.

А дорога уж незнакомой давно стала. Не была Варвара раньше в местах этих заросших. Хрустит всё под ногами — сухое, будто осень уж на дворе. Холодает не по-летнему. Земля неприятной становится, мягкой под ногами. Будто так и норовит в себя утянуть. Или обутки по крайней мере с ног стянуть. Запах несвежий стал между кустами незнакомыми сгущаться — так нос зажать и хочется. Видно, болота рядом располагаются.

Болот Варвара не жаловала — ещё болотников али ещё кого ей встретить не хватало. Не до них сейчас. Да только клубок скачет уверенно да ловко, что бельчонок. Лёгкий потому что. Не увязает в почве мягчеющей.

Совы где-то недалеко голосить начали. Противно так, пискляво, словно стрелы в самые уши запустить пытаясь. Всё удобства пути не добавляя. Да и клубок слабее всё видно — сгущаются деревья с кустами, света белого лишить норовят.

Варя тогда на зло быстрее зашагала. Может, и лучину бы зажечь осмелилась, что с собою на всякий случай взяла. Кто скрывается — того ж и ищут. А ежели открыто прям идти... Авось и не заметят, кому не надобно.

Да без лучины смогла разглядеть, что клубок остановился да на месте замер. Будто самые обычные нитки в нём. Без ворожбы осталися. И Варя стоит, по сторонам лупешит — не готовила её к такому жизнь. Чтоб помощник волшебный вдруг силу свою растерял в миг самый не подходящий.

Да растеряться толком не успела — пригляделась повнимательнее. Были бы не такие зоркие глаза, и не увидела б Варвара землянки той. Приплюснутая она к земле. С окном невразумительным. И будто тиной соломенной сверху покрытая.