— Боже! — перекрестился Цимисхий. — Не карай нас за это деяние. Не себе во благо старались, но для народа, — и стремительно вышел вон.

В задней комнате Священных палат он облачился в золотую одежду, водрузил себе на голову диадему — символ василевса — и надел пурпурные сапоги, также символ императорской власти.

Не успела ещё улечься кутерьма во дворце, Иоанн уже сидел на троне и давал распоряжения: в городе ввести чрезвычайное положение, запретить кому бы то ни было выходить на улицу без специального разрешения, вызвать паракимомена Василия, срочно собрать сенат и правительство, объявить о смещениях и о новых назначениях.

Надо сказать, что коварный Ноф, организовав этот заговор, в пятницу вечером сказался больным, слёг в постель и дрожал в лихорадке под одеялом до семи утра, до того момента, как пришёл посыльный и сказал о победе Цимисхия. Тут Василий сразу же поправился, вышел на балкон и, воздев руки к небу, при стечении толпы громогласно пропел осанну новому василевсу, избавителю Романии от тирана, самодура и негодяя.

В целом в городе было всё спокойно. В мелких стычках между представителями старой и новой власти было убито не более семидесяти человек. Люди занимались своими делами. Перемены в Вуколеоне мало отражались на их образе жизни. Сверху было одно, а внизу другое; всюду кипели страсти, но они почти не пересекались.

Иоанн сместил претора Константинополя и великого друнгария — адмирала, командующего флотом, всех стратигов — командиров военных округов, плюс — начальника гвардии и начальника тайной полиции (или, как его называли в разговорах, «ночного префекта»). Их сослали в свои имения, от столицы подальше. Были сосланы также близкие родственники Никифора — брат его, Лев, и племянники, законные сыновья Льва, — Варда и Никифор. Третий сын, незаконный, евнух Пётр, был оставлен при армии, противостоявшей русскому войску.

Трудности возникли с патриархом Полиевктом. Для переговоров с ним был направлен Василий Ноф. Высший иерарх византийской церкви принял первого министра холодно, с явным раздражением, хмурил редкие брови и жевал губами, как кролик.

— Ты мне обещал, — проскрипел старик, — что сумеете низвергнуть Никифора без насилия. Я его не любил. Но всегда считал, что убийство — не метод.

— Так уж вышло, ваше святейшество, — кротко сказал Василий. — Мы хотели уладить мирно, но Никифор оказался упрям, и его пришлось обезглавить — по необходимости. Разве ж мы за кровь? Боже упаси!

— Вы цареубийцы, — мрачно повторил Полиевкг. — И короновать преступника я не стану.

— Господи, ваше святейшество, да какой же Иоанн преступник? Он к покойному даже не прикоснулся. Убивали другие.

— Но Цимисхий явился в спальню.

— Да, явился. Вопреки своей воле. Он порог пересёк последним и всё время находился поодаль. Да, формально — виноват, но фактически — чист. Я вас уверяю.

Патриарх пожевал губами. Жёстко произнёс:

— Я смогу венчать Иоанна на царство лишь при выполнении трёх моих условий.

— Всё, что ни попросите, ваше святейшество.

— Что ж, увидим... Первое: истинных убийц обезглавить. Это должен объявить сам Цимисхий — и тогда он хоть как-то снимет с себя вину соучастника.

— Принято. Ещё?

— Отменить закон, изданный Никифором: о запрете церквям и монастырям приобретать земли в частные владения. И епископов буду утверждать только я, без согласования с василевсом.

— Можете считать, что закон уже отменён. Более того: Иоанн обещал после коронации передать патриархии ряд своих имений — для организации там богоугодных заведений.

Полиевкт потеплел. И проговорил под конец:

— Третье моё условие — из разряда личных...

— То есть? — не понял Ноф.

— Относительно этой Мессалины на троне... Быть её поблизости не должно. Чтобы дух её нечистый испарился немедленно. Никаких женитьб. Никаких прощений. Выслать на дальний остров и отдать в монастырь. Имя Феофано предать анафеме. Как, пойдёт Иоанн на это? — мстительно прищурился патриарх.

Первый министр ответил невозмутимо:

— Я ручаюсь. Слово христианина, ваше святейшество.

— Если выполнит все условия, будет коронован в Рождество Христово, двадцать пятого декабря.

— Так и передам василевсу.

Суд созвали немедленно. Перед ним предстала пятёрка заговорщиков — те, которые вошли в гинекей в женском платье. Больше не привлекли никого. Председательствовал на суде Иоанн, он же зачитал приговор: Льва Валантия, первым ударившего Никифора, Иоанна Ацифеодороса, окончательно лишившего жизни покойного, обезглавить. Остальных отправить в каменоломни. Их имения отобрать и отдать монастырям. Головы казнённых выставить для народного устрашения.