Эту историю Ф. де Вааль подытоживает такими словами: «Данный факт напрямую свидетельствует о том, как глубоко эти человекообразные обезьяны беспокоятся о поддержании хороших отношений» (там же, с. 269).

Франс де Вааль прекрасно показал, что у животных — в особенности у шимпанзе и бонобо — имеются зачатки нравственности. Отсюда следует, что у наших животных предков, которые были одним из видов человекоподобных существ, была преднравственность. Понадобились миллионы лет, чтобы животная преднравственность превратилась в человеческую нравственность. Подобным образом дело обстоит с предъязыком и языком.

Предъязык, как и преднравственность, — часть предкультуры. Он коэволюционировал вместе с предкультурой и должен был пройти в своём развитии через такой длительный этап, который позволил его носителям — предлюдям — передать носителям языка — людям — достаточно развитую способность к превращению диффузных животных пределов в человеческие слова, состоящие из отчётливо артикулируемых звуков. Эта способность была подготовлена не только развитием у предлюдей их органов слуха и произношения, но также развитием их мышления, которое позволило им создавать продукты предкультуры. Иначе говоря, предъязык у наших животных предков коэволюционировал вместе с их биопсихогенезом и предкультурогенезом.

Как только успешная психическая эволюция позволила предлюдям подойти к своему языковому эмбриону — предъязыку — творчески, они стали превращать предъязык в язык. Подобным образом обстояло дело и с другими продуктами культуры — благодаря творческому, преобразующему, культуросозидающему отношению к миру наши предки стали превращать грубые камни в удобные орудия труда, естественные деревья в обработанный материал для искусственных жилищ и… животные предслова в первые человеческие слова. С этого момента наши человеческие предки вступают на многотрудный путь — путь к своей родовой сущности — человечности. С этого момента они начинают творить культуру — в том числе и языковую, которая становилась тем выше, чем дальше человеческий язык отрывался от своего животного эмбриона.

Есть в истории науки такие работы, значение которых со временем не только не уменьшается, а, напротив, увеличивается. К таким работам относится очерк Чарлза Хоккета The Origin of Speech (Происхождение речи), опубликованный в сентябре 1960 г. в 203 номере журнала Scientific American (http://philology.by/uploads/logo/hockett.pdf).

Чем объясняется успех указанного очерка Ч. Хоккета? Выработкой чётких параметров, позволяющих сравнивать человеческий язык с «языками» животных. Он выделил 13 таких параметров, среди которых особенно важное значение имеют «произносительно-слуховой канал», «взаимозаменяемость», «специализация», «семантичность», «перемещаемость», «продуктивность», «традиционная преемственность» и «двойственность».

Большинство из параметров Ч. Хоккета свидетельствует об относительной разнице между человеческими языками и животными. Так, произносительно-слуховой канал коммуникации характерен не только для человеческого языка, но и для языка некоторых животных (например, обезьян).

Относительность различий между человеческими языками и животными обнаруживается на уровне взаимозаменяемости (живые организмы, принадлежащие к одному и тому же виду, как правило, способны вступать друг с другом в диалог), специализации (знаки, которыми пользуются люди и животные, являются, как правило, специфическими для разных народов и разных видов животных), семантичности (за тем или иным знаком закрепляется некоторое значение как у людей, так и у животных), перемещаемости (знаковые системы позволяют делать сообщения об объектах, которые находятся за пределами ситуаций, где они создаются. Отрыв плана содержания тех или иных сообщений от сиюминутных ситуаций общения в особенности характерен для людей), продуктивности (как люди (в особенности!), так и животные способны создавать из ограниченного числа знаков множество сообщений), двойственности (у любой системы знаков есть план содержания и план выражения. Всё дело только в степени развития этих планов у людей и животных: у первых она неизмеримо выше, чем у других).

В приведённый список мы не можем включить традиционную преемственность, под которой имеется в виду фундаментальное отличие человеческого языка от животного. В таблице Ч. Хоккета данное отличие помещено на предпоследнее место. Но по своей значимости оно должно стоять на первом. Оно состоит в том, что человеческий язык передаётся от одного поколения к другому и осваивается в онтогенезе посредством культурной традиции, а животный — посредством генетической преемственности по преимуществу. Относительность разницы между людьми и животными в данном пункте очень ничтожна. Об этом свидетельствуют, в частности, такие факты:

1) японский младенец, выросший во французской семье, заговорит на французском, а не японском языке;

2) дети, выросшие среди животных (маугли), наследуют от своих родителей те или иные качества, но в число таких качеств язык не входит;

3) галки, живущие на отдалённых территориях и не имеющие контактов друг с другом, «разговаривают» между собой на одном и том же «языке».

Остановлюсь на двух последних пунктах.

Индийский психолог Рид Сингх поведал миру в своём дневнике историю о Камале и Амале — девочках, воспитанных волчицей. Их отняли от неё, когда первой было 8 лет, а второй — 18 месяцев. Даже внешне они были похожи на волчат: передвигались на четвереньках, по-волчьи боялись людей, по-волчьи огрызались, по-волчьи выли и т. д. Их поведение в яркой форме подтверждает культурную сущность человека. Вне культуры нет человека. Вне культуры процесс очеловечения невозможен.