Если у вас пока нет больших достижений, на которые можно опираться, пусть так и будет. Ваши маленькие победы - это печенье, которое вы должны смаковать, и обязательно смаковать. Да, я была строга к себе, когда смотрела в Зеркало отчетности, но я также хвалила себя всякий раз, когда мне удавалось одержать маленькую победу, потому что мы все нуждаемся в этом, и очень немногие из нас находят время, чтобы праздновать свои успехи. Конечно, в данный момент мы можем наслаждаться ими, но оглядываемся ли мы назад и чувствуем ли ту победу снова и снова? Возможно, для вас это звучит самовлюбленно. Но я не говорю о том, что вы будете рассказывать о днях славы. Я не предлагаю вам надоедать друзьям рассказами о том, каким героем вы были раньше. Никто не хочет этого слушать. Я говорю о том, как использовать прошлые успехи, чтобы вдохновить вас на новые и большие. Потому что в пылу борьбы, когда жизнь становится реальной, нам нужно черпать вдохновение, чтобы преодолевать собственное истощение, депрессию, боль и страдания. Нам нужно разжечь множество маленьких костров, чтобы они превратились в ад.

Но чтобы покопаться в банке с печеньем, когда дела идут наперекосяк, требуется сосредоточенность и решимость, потому что поначалу мозг не хочет туда лезть. Он хочет напомнить вам, что вы страдаете и что ваша цель невыполнима. Он хочет остановить вас, чтобы заглушить боль. Та ночь в Сан-Диего была самой тяжелой в моей жизни, физически. Я никогда не чувствовал себя таким разбитым, и не было никаких душ, которые можно было бы забрать. Я не боролся за трофей. Никто не стоял на моем пути. Все, на что я мог опереться, - это я сам.

Банка с печеньем стала моим энергетическим банком. Когда боль становилась слишком сильной, я откусывал от него кусочек. Боль никогда не исчезала, но я чувствовал ее только волнами, потому что мой мозг был занят, что позволяло мне заглушать простые вопросы и сокращать время. Каждый круг превращался в победный, в честь очередного печенья, очередного маленького костра. Восемьдесят первая миля превратилась в восемьдесят вторую, и через полтора часа я был уже в девяностых. Я пробежал девяносто миль без всякой подготовки! Кто так делает? Через час я был на девяносто пятой, и после почти девятнадцати часов почти безостановочного бега я сделал это! Я преодолел сто миль! Или нет? Я не мог вспомнить, поэтому пробежал еще один круг, чтобы убедиться.

После того как я пробежал 101 милю, моя гонка наконец закончилась, я, пошатываясь, добрался до своего кресла на лужайке, и Кейт накинула на мое тело камуфлированное пончо, которое дрожало в тумане. От меня шел пар. Мое зрение было затуманено. Я помню, как почувствовал что-то теплое на своей ноге, посмотрел вниз и увидел, что снова мочусь кровью. Я знал, что будет дальше, но до туалета было около сорока футов, а это могло быть как сорок миль, так и четыре тысячи. Я попытался встать, но голова слишком сильно закружилась, и я рухнул обратно на стул, как на неподвижный предмет. На этот раз все было гораздо хуже. Вся моя спина и поясница были измазаны теплыми фекалиями.

Кейт знала, как выглядит чрезвычайная ситуация. Она подбежала к нашей Toyota Camry и поставила машину задним ходом на травянистый холмик рядом со мной. Мои ноги затекли, как окаменелости, и я, опираясь на нее, перебрался на заднее сиденье. Она была в бешенстве за рулем и хотела отвезти меня прямо в отделение скорой помощи, но я хотел ехать домой.

Мы жили на втором этаже жилого комплекса в Чула-Висте, и я прислонился к ее спине, обхватив руками шею, когда она вела меня по лестнице. Она прислонила меня к штукатурке, открывая дверь в нашу квартиру. Я сделал несколько шагов внутрь, прежде чем потерял сознание.

Через несколько минут я пришел в себя на полу кухни. Моя спина все еще была измазана дерьмом, а бедра - кровью и мочой. Мои ноги были покрыты волдырями и кровоточили в двенадцати местах. Семь из десяти ногтей на ногах болтались без дела, соединенные лишь язычками мертвой кожи. У нас была совмещенная ванна и душ, и она включила душ, прежде чем помочь мне доползти до ванной и забраться в ванну. Я помню, как лежал там, голый, и на меня лился душ. Я дрожал, чувствовал себя и выглядел как смерть, а потом снова начал мочиться. Но вместо крови или мочи то, что вышло из меня, было похоже на густую коричневую желчь.

Охваченная ужасом, Кейт вышла в коридор, чтобы набрать номер мамы. Она была на соревнованиях со своим другом, который оказался врачом. Выслушав мои симптомы, доктор предположил, что у меня может быть почечная недостаточность и что мне нужно немедленно ехать в скорую помощь. Кейт повесила трубку, ворвалась в ванную и обнаружила меня лежащим на левом боку в позе эмбриона.

"Нам нужно срочно доставить тебя в скорую помощь, Дэвид!"

Она продолжала говорить, кричать, плакать, пытаясь достучаться до меня сквозь дымку, и я слышал почти все, что она говорила, но я знал, что если мы поедем в больницу, мне дадут обезболивающее, а я не хотел маскировать эту боль. Я только что совершил самый удивительный подвиг за всю свою жизнь. Это было сложнее, чем "Адская неделя", значимее для меня, чем стать "морским котиком", и сложнее, чем моя служба в Ираке, потому что на этот раз я сделал то, что, я не уверен, что кто-то делал раньше. Я пробежал 101 милю без всякой подготовки.

Тогда я понял, что не оправдал надежд. Что существует совершенно новый уровень работоспособности, на который можно выйти. Что человеческое тело может выдержать и достичь гораздо большего, чем большинство из нас считает возможным, и что все начинается и заканчивается в голове. Это не было теорией. Я не читал об этом в книгах. Я испытал это на собственном опыте в Хоспиталити-Пойнт.

Эта последняя часть. Эта боль и страдания. Это была моя церемония награждения. Я заслужил это. Это было подтверждением того, что я овладел собственным разумом - по крайней мере, на какое-то время - и что то, чего я только что достиг, было чем-то особенным. Когда я лежал, свернувшись калачиком в ванне, дрожа в позе эмбриона и наслаждаясь болью, я думал и о другом. Если я смог пробежать 101 милю без всякой подготовки, то представьте, что я смогу сделать, если немного подготовлюсь.