Так, например, произошло с рассказом Льва Толстого «После бала», который обрел не только совершенно иные очертания, но и саму суть, которая теперь вещала об изрядно напившемся сударе и всевозможных из этого вытекающих, какие только пришли в голову молодому таланту, основываясь на полученном богатом опыте из личных наблюдений за местными мужиками.

Учительница, кстати, оценила писательскую креативность ребенка и не раз, улыбаясь, просила оставить ей шедевр на память. На что Максим, видя внизу листа двойку, отвечал:

– Конечно, берите. Вот только оценку попрошу повыше.

Педагог, как бы того ни хотела, не могла пойти на такую сделку, отлично понимая, что, во-первых, это неэтично, а во-вторых, такое соглашение могло бы повлечь за собой волну искушенных последователей. Поэтому, исключительные произведения и так попадали ей в руки, а Максу доставалась ее симпатия, которая в итоге все же отражалась на его баллах в других, более удобных случаях.

В другой раз он даже заставил недобросовестную преподавательницу, теперь уже латышской литературы, побегать за ним. Загнала она, правда, сама себя в такое положение, а проблемный ученик лишь был собой. Намечался диктант да вот только, вместо того чтобы зачитывать текст, Марья Ивановна, так ее аккуратно назовем, записывала его мелом на доске. Ученики наблюдали, время урока заканчивалось так же, как и свободное место на настенной зеленой плите.

– Вы нам, может, весь диктант так напишете? – не выдержал в итоге гиперактивный Максим.

– Селиверстов! – обрушилось на него в паре с озлобленным взглядом обернувшегося педагога. – Я бы на твоем месте лучше помолчала.

– Да, но вы не на моем месте, – тут же смело парировал ученик.

– Хорошо, – заиграли нервы у взрослого, – я вот на своем месте скажу, чтобы ты вышел из класса!

– Да? Ну а я вот на своем месте останусь! – пал издевательский ответ.

– Что?! А ну вон из класса!!! – сотрясла стены ожидаемая реакция.

Ничего другого не оставалось, как только послушно ретироваться, что, на самом то деле, являлось очень даже желанным результатом для бунтаря. Таким образом, с удовольствием погоняв мяч в спортивном зале с другими ребятами и хорошенько набегавшись, уже после уроков он наткнулся на Марью Ивановну в школьном коридоре.

– Максим, иди сюда, – ее голос звучал куда вежливее прежнего, – напиши диктант.

– Так вы же меня сами выгнали?! – удивился, внушительно пропотевший мальчишка. – И хорошо, не буду писать!

– Иди, пиши!

– Не буду писать!

– Вот тебе тетрадка с уже написанным. Садись и перепиши.

– Не хочу! Вначале выгоняете, а потом просите после занятий оставаться! Так не пойдет!

В итоге учительнице все же удалось уговорить непокорного школьника всякими правдами и неправдами. По-видимому, уж больно важна ей была статистика успеваемости ее подопечных.

За свои, вызывающие уважение в глазах других учащихся, выходки, добродушную, отзывчивую манеру поведения и всегда веселое настроение, Макс пользовался повышенной популярностью у девчонок. Таким образом, он мог смело приходить к ним в гости в общежитие, обниматься, играться и даже по-детски целоваться, а потом, сменив комнату, забавляться и с другой. Понятное дело, это все носило малолетний и несерьезный характер, но придавало уверенности в себе.

А вот у его матери в любовных отношениях царил настоящий хаос. Во время какого-то праздника, то есть при очередном поводе выпить, агрессия Павла достигла небывалых высот, и он вначале избил беззащитную женщину, а затем схватил свой меч, сделанный из острия косы и обычной палки, и нанес ей без пяти минут смертельное увечье. Хорошо, что веселились они не одни, и какая-то женщина, вовремя заметив кровавый след на боку Елены, вызвала скорую. В конечном счете медики успели спасти мать двоих детей, а родным сообщили, что будь рана на пару миллиметров глубже или прибыли бы они чуть позже, пришлось бы заказывать венки, а не приносить маме цветы в больницу.

После выздоровления Елена Ивановна вернулась в родной дом в «Вовери», где вскоре всю их семью ждал сюрприз.

– Ну, здравствуйте, родные! – в один прекрасный день на пороге родового дома стоял, улыбаясь, Анатолий Селиверстов.

Несколько лет от него не было ничего слышно. Алименты, естественным образом, не выплачивались. Ответственная и любящая мать воспитывала, кормила да одевала детей сама. Однако прошлые обиды не помешали доброму сердцу женщины впустить и приютить бывшего мужа.

Правда, надолго он не задержался.

В ближайший субботний день, нежданно для всех, к дому подкрался полицейский желтый бобик. Быстро выскочившие из него двое представителей исполнительной власти сразу же направились к жилому дому. Заблудившийся в своей жизни отец все же успел среагировать вовремя и пулей выскочил из здания через дверь с другой стороны.

Как обычно это бывает на деревнях, в этот день топилась баня. Тут она была еще старого типа, так называемого по-черному. Основные ее отличия от современных проявлялись в отсутствии дымохода и в наличии термически ядреных условий парения, а как бонус при этой планировке шли внутренние стены всегда только одного цвета – черного. То есть, пока она топилась, дым валил из всех щелей и, конечно, в нее можно было забегать лишь на короткое время, чтобы подкинуть дров, дабы не угореть. А когда помещение достигало нужной температуры, все оставшиеся угли из печки выносили, а дым выгоняли через двери и окна.