Монах неторопливо копошился в углу храма. Наконец, с колокольчиками, щеточками и погремушками подошел к гонгу и начал церемонию.

Пространство зазудело мерными ударами и вибрирующим речитативом. Гости повторяли за монахом, стараясь попасть в слова. У Лизы и Луки лежали на полу распечатки с английской транскрипцией — мешанина слов и букв, даже отдаленно не напоминающая оригинал. И тут к словам добавились поклоны.

Сто восемь поклонов и простираний.

Все шло одновременно с мантрами. В поклонах приходилось изворачивать голову и судорожно искать по тексту, что сейчас зачитывается. Божества, обложенные фруктами и цветами, ехидно смотрели на них с пьедестала.

— На утренней церемонии меня с вами не будет, — сообщил Джордж после окончания, — Но вы уже все видели, справитесь без меня сами.

— Сами?! — в один голос воскликнули Лука и Лиза.

— Ну да, просто подходите к храму в четыре утра, берете пуфики… А сейчас поторопитесь, через десять минут чаепитие с монахиней! Пойду ее звать, — и он исчез среди домиков, оставив европейцев осмысливать информацию.

Ее звали Чан Ми. По лицу послушницы невозможно было определить возраст. Голова обрита налысо, и она носила маленькие круглые очки. Единственная в монастыре женщина.

Она разливала чай.

— Вы можете расспрашивать меня о чем угодно! — улыбаясь, воскликнула Чан Ми.

— Да, — поддержал Джордж, — Любые вопросы о монастыре…

— О моей жизни…

— Об укладе монахов…

— Мы на все ответим! — закончила послушница.

Лиза и Лука переглянулись. Это чаепитие было тет-а-тет для иностранцев. Никого из гостей-корейцев не позвали. Их четверка расположилась в одном из домиков, комната напоминала классный зал, но тоже без мебели. Пол и чайный столик, вокруг которого они расселись.

— Как вы стали монахиней? — спросила Лиза.

— О! — воскликнула Чан Ми, — Я училась в Лондоне, очень давно. Однажды туда приехал корейский проповедник, он выступал на улице. И моя мама попросила сходить на его выступление и снять видео для нее. Знаете, — лицо монахини озарилось улыбкой, — Его слова так глубоко западали в душу, что вся моя жизнь переменилась. Я вернулась в Корею и посвятила себя служению.

Лиза и Лука от удивления даже забыли спросить, на кого она училась.

— Вы бросили учебу в Лондоне, чтобы стать монахиней? — переспросил Лука.

— Да, — кивнула Чан Ми, — И это было непросто. Это долгий путь — чтобы тебя приняли в монастырь. Я сдавала экзамены по священным книгам, постилась и год держала обет молчания. Нужно выучить очень много молитв, очень много текстов, это большой стресс. Сначала тебя принимают на одну ступень, затем на другую. И только через время, доказав, что ты не свернешь с пути, ты становишься послушником.

— Вы в молодости очутились здесь и всю жизнь посвятили монашеству? Никогда больше не путешествовали? Никогда не видели других городов?

И Лиза, и Лука старались ставить слова деликатно, но против воли в них закрадывалось изумление. Монахиня это почувствовала.

— Ну я же уже немало повидала! — рассмеялась она, — Когда я училась в Англии, мы студентами путешествовали по Европе, и я видела Париж, Рим, и другие города. А несколько лет назад мы ездили на конференцию монахов в Боливию. Вообще из монастыря нельзя выходить, но это было исключение, и мы долго готовились к поездке. Вдобавок, я показываю туристам вроде вас окрестности, потому что знаю английский. Но у нас и здесь весело. Джордж, например, обещал научить меня играть на гитаре. О! А вы знали, что Джордж раньше был участником музыкальной группы? — неожиданно воскликнула она, — Да, да! И известной. Джордж, давай, принеси гитару, ты должен им показать!

— Я был гитаристом в рок-группе, — скромно вставил тот.

— Неси гитару, — поторопила Чан Ми, — Мы что-нибудь сыграем и споем.

Вот так, поздним вечером в монастыре на юго-западе Кореи монахиня, бывший известный рок-гитарист, студент-архитектор и неудавшаяся актриса за чайным столиком распевали под гитару «Yesterday» The Beatles.

В четыре утра девушка вытащила себя на утреннюю службу. Джордж дал понять, что посещать ее необязательно, но Лиза с Лукой сообща решили, что раз они приехали за опытом, то нужен полный опыт.

В пять Лиза вернулась в постель, которая так и осталась восхитительно теплой — отопление в Корее проходит под полом. Но заснуть не смогла. Церемония закончилась, а монах еще ровно час продолжал мерно бить по гонгу на всю округу — бооомммм, бооомммм, бооомммм… девушка так и не сомкнула глаз.

***

Она попрощалась с Лукой, попрощалось с монастырем и Джорджем, и вернулась в Сеул. Но денег больше не было. И кастингов не было. И она падала в яму безысходности, отчаяния и ненависти к себе. От реальности было некуда убегать. Лиза жила на грани. Она крутила ленту объявлений, но видела лишь предложения о съеме. Снова и снова. Вопрос стоял о еде. И об обратных билетах. Что-то подначивало ее содрать с себя кожу еще сильнее.