Шрифт:
— Я… я не знаю.
В последний раз она пыталась добиться оттенка «кофе с молоком», но получилось весьма спорно — Лиза была вынуждена признать, что на совместных фотографиях с верблюдом волосяной покров и у нее, и у верблюда выглядит одинаково (свалено на ветру оно тоже было в одном стиле).
— Может, такой? — мастер ткнула пальцем в окрашенную на палитре прядку.
Глубокий каштан. Девушка медлила с выбором. Ей всегда казалось, что этот цвет она выберет, когда осядет и станет «скучной». Правильной. К тому же, все фотографии, которые она направляла в агентства Сеула, демонстрировали ее совсем в другом образе.
— Не… знаю, — она силилась представить этот цвет на себе.
Мастер знаками дала понять, что нужно определяться.
Тут Лиза вспомнила, что передние пряди у нее еще и обесцвечены.
— Нет цвета, — показала она на челку, — Сеги опсоё.
Мастер непонимающе качнула головой.
— Сеги опсоё, — повторила девушка, — Сеги… ааа, ладно, — покорилась судьбе она, — делайте, как вам виднее.
Пусть будет корейский взгляд на ее внешность.
В голове только крутилось, что на агентствах теперь точно придется ставить крест — у нее нет других фотографий, и нет возможностей их сделать. Значит, остаются только кастинги. Если кто-то, спустя недели, в потоке увидит ее фото и схватится за голову «Ах, какая красавица! Срочно ее на съемки!» — этой красавицы больше нет. Плохо, плохо… Хотя девушку не покидало ощущение, что никто ее не позовет, и никому она не нужна в этом Сеуле.
Наконец, мастер что-то одобрительно пробормотала.
И развернула ее к зеркалу.
Захарина обомлела.
Это действительно была другая она. Шоколадный оттенок делал кожу белее и аристократичнее, как-то прозрачнее, а глаза — более глубокими и темными. На ней была кофта с приспущенными плечами, и ключицы выглядели хрупкими, тонкими. Сама Лиза казалась более женственной. Она даже и представить не могла, что способна быть такой.
Девушка в полузабытье поблагодарила мастера бесконечное число раз, а затем еще столько же; и поклонилась, и еще поблагодарила — все это, не переставая таращиться в зеркало, — и вышла в вечернюю толпу совершенно ошеломленной. Она шла и чувствовала себя по-другому. И даже замечала, что на нее оборачиваются. Ничего себе. Ничего себе.
Параллельно в мозгу пощелкивал калькулятор, сводя баланс между дебетом и кредитом, — но оно того стоило.
Если бы и работа еще была.
Но утром среди объявлений Лиза увидела только вакансию модели на боди-арт.
Это могло быть подвохом. Или нет. В принципе, девушке было бы любопытно попробовать, каково это — когда по обнаженному телу водят красками, хотя это не тот опыт, который она отождествляла с собой в первую очередь.
С другой стороны, это была работа. Без особых умений.
Лиза решила над этим подумать.
Игорь-то пришел в восторг. У него был пунктик на то, что кто-то другой может быть с нею в эротическом контакте.
— Все эти самцы могут желать, хотеть, или попробовать кусочек, — как-то объяснял он Лизе, — Но это на время. Они не могут тобой обладать, потому что ты моя девушка, и принадлежишь мне. И это вроде как заставляет чувствовать меня выше их всех. Они только раззадорятся, а я имею право.
И ему доставляло удовольствие предлагать ее другим парням на вечеринках, если эти парни Лизе нравились. Захарина не знала, как к этому относиться, хотя в чем-то оно льстило. Игорю всегда хотелось, чтобы было громко, ярко, и на всеобщем обозрении.
Проверив и перепроверив, что других кастингов не проводится, девушка выбралась в центр города. Из обязательной программы по Корее у нее в личном списке остался лишь один пункт — и настало время взвешивать, во сколько он ей обойдется, а также где и когда.
Проживание в монастыре.
В фирменном офисе с ярко-желтыми стенами помогали подобрать монастырь — по региону страны или по видам активностей для гостей. В некоторых монастырях постояльцы вырезали фонарики, где-то гуляли или изучали тхэквондо. Лизе захотелось в ту часть страны, где она не была — юго-запад. Она уже выбрала монастырь со смешным русскому уху названием Наесоса, когда оказалось, что заселиться туда можно не раньше субботы.
— Постояльцев принимают только на выходные?
Было воскресенье.
Девушка как-то считала, что любая религия рада приобщать к вере круглосуточно и круглогодично. Выяснялось, что нет. Плата за монастырь была немаленькой, а еще до места нужно добыть билеты. Лиза уже поставила крест на планах слетать на остров Чеджу, посетить национальные парки Одэсан и Сораксан, или съездить с экскурсией на границу к Северной Корее, но уступать монастырь она не желала. Просто она думала переждать еще два дня, окончательно разочароваться в кастингах, посетить Наесосу и вылетать обратно в Россию, потому что деньги подходили к концу. А теперь стоял вопрос, чтобы продержаться в Сеуле неделю.
— Беру, — тяжело выдохнула Захарина, — Бронируйте.
Она решила не выходить из хостела. И урезать себе еду.
У Лизы была черта, как у всякого творческого человека, знающего, что такое сидеть без работы и каких-либо перспектив: паническая боязнь окончания денег. Если они закончатся, если они совсем-совсем закончатся, и не будет никаких заначек, и не будет работы, и не будет еды, и не будет самых простых сумм на общественный транспорт? То что тогда делать? К кому обращаться? Что продавать?