Тем не менее эта очевидная неспособность марксистского анализа предвосхитить будущее была использована многими представителями общественных наук для того, чтобы отвергнуть предложение о том, что общественные науки должны заниматься предсказанием будущего или разработкой соответствующих сценариев. В странах Запада утопические картины будущего и альтернативных миров подвергались жесточайшей критике, особенно в период холодной войны (Popper 1960; Поппер 1993; Kumar 1991). Социальные науки отвернулись от идеи разработки и анализа возможных вариантов развития будущего (но см.: Bell and Wau 1971). Некоторые социологи, например Анри Лефевр, Зигмунт Бауман и Эрик Олин Райт, утверждали, что утопии могут служить прекрасным зеркалом для существующих обществ, показывая ограниченность настоящего (Bauman 1976; Levi-tas 1990; Pinder 2015). Такой подход к утопиям содержал в себе освободительный потенциал, позволяя людям покончить с доминированием того, что представлялось неизменными формами общественной жизни в настоящем. Однако примеры обращения социальных наук к утопическому будущему довольно редки.

Более того, исследования альтернативного будущего, имевшие место в течение последних семидесяти лет, велись за пределами собственно «социальных наук» (cм. периодизацию Сона: Son 2015). Футурология развилась в специализированную дисциплину и профессиональную область со своими журналами, ключевыми трудами, авторитетными фигурами, международными структурами (cм.:, профессиональными организациями (такими как Ассоциация профессиональных футурологов) и основополагающими текстами (cм.:Son 2015: 122). В период, последовавший сразу после окончания Второй мировой войны, футурология зачастую отражала споры и вопросы, связанные с темой холодной войны: так, считается, что Герман Кан стал прообразом доктора Стрейнджлава в фильме 1964 г. «Доктор Стрейнджлав, или Как я научился не волноваться и полюбил бомбу» (см.:newyorker.com/magazine/2005/06/27/fat-man). Большая часть футурологических идей того периода была связана с мощными программами военного и корпоративного развития, в которых, например, компьютерам отводилась роль одного из орудий холодной войны (Turner 2006: 1). Финансирование работ над подобными футурологическими идеями, как правило, осуществлялось за пределами университетов и научных институтов, и, как следствие, работой в этой области занимались, главным образом, частные аналитические центры, например центры, основанные Элвином Тоффлером (1970), Джереми Рифкином (2009), Альбертом Гором (2013) и многими другими. К концу 1970-х гг. выходило уже 178 журналов, связанных с вопросами футурологии (Son 2015: 125).

Еще одним толчком к развитию футурологии стала возрастающая значимость движения в защиту окружающей среды и соответствующих наук в период после 1970 г. (Schumacher 1973; Шумахер 2012). Те споры, что возникли после выхода книги «Пределы роста», а также нефтяной кризис 1973 г. привели к разработке компьютерных моделей будущего, одни из которых были весьма пессимистичными, вплоть до предсказания грядущего апокалипсиса, другие же предвещали оптимистическое, технологически совершенное будущее (Meadows, Meadows, and Randers, and Behrens 1972; Медоуз, Медоуз, Рэндерс и Беренс 1991; Son 2015: 126). Повышенная озабоченность проблемой изменения климата привела к разработке математических моделей общей циркуляции атмосферы и вод Мирового океана. К началу 1990-х гг. эти компьютерные модели позволили оценить последствия роста выбросов углекислого газа для усредненного климата Земли в различные моменты в будущем. Полученные таким образом прогнозы затем входили в основные доклады все более влиятельной Межправительственной группы экспертов по изменению климата (МГЭИК). Первый доклад МГЭИК был опубликован в 1990 г. Последующие появляются каждые несколько лет. Эти доклады предупреждали, что если современные общества не откажутся от существующих норм и политики, то велика вероятность того, что в будущем Землю ожидает продолжительное и значительное потепление климата, вследствие чего человечеству придется приступить к реализации мер, которые будут полной противоположностью нынешних норм и политики (см. главу 9).

Социальные науки и будущее

В этой книге я утверждаю, что социальное будущее определяет жизни людей сегодня. Я также утверждаю, что исследования будущего должны стать частью социальных наук, а также в определенной мере – частью повседневной жизни человека. Значительная часть теоретических и исследовательских работ в рамках социальных наук направлена на предвосхищение будущего, но они редко бывают связаны с исследованиями будущего. В этой книге я попытаюсь сделать будущее «популярной» темой, поскольку оно слишком важно, чтобы отдавать его на откуп государствам, корпорациям или инженерам. Последствия предлагаемых концепций будущего весьма значимы, и социальным наукам следует играть центральную роль в их изучении, обсуждении и практической реализации. Отсюда необходимость развития того, что я называю здесь «социальным будущим», имеющим некоторую схожесть с идеей «интегрального будущего» (Bell and Wau 1971; Slaughter 2012). Я покажу, каким образом анализ «общественных институтов, практик и жизней» может играть ключевую роль в развитии теорий и методов изучения потенциального будущего. Время заняться будущим уже наступило, и общественные науки и общество не должны пропустить его.

Так, социальные науки играют важную роль в деконструкции единого понятия «время». Барбара Адам и ее коллеги демонстрируют существование различных форм времени: это связано с тем, что различные общества и социальные институты строятся вокруг различных временны’х режимов (Abbott 2001; Adam 1990, 1995). Такие временные режимы, как, например, режимы учета и дисциплины, что существуют в монастырях или в современных финансах, оказывают огромное влияние на жизни людей в разных обществах (об исторической важности способности измерять десятые доли секунды см.: Canales 2009). Адам показывает значимость исторического сдвига от времени как переживаемого опыта ко времени, стандартизированному и рассматриваемому вне контекста (Adam 2010).

Кроме того, социальные науки разрабатывают вопрос о том, как именно различные варианты будущего связаны с различными временными режимами. Согласно Адам и Гроувзу, о будущем можно говорить, приручать его, торговать им, преобразовывать, пересекать, думать и заботиться о нем, а также направлять его и выходить за его пределы (Adam and Groves 2007). Особо значима здесь возможность торговать будущим, которая ознаменовала собой прорыв в направлении развития общества. Во многих религиях считалось греховным ссуживать деньги под будущий процент, поскольку ключи от будущего принадлежали Богу, а не людям (Adam and Groves 2007: 9). Однако в европейских обществах божий дар оказался преобразован в рукотворное будущее, которое может быть изменено и которым можно торговать. Таким образом, «ключи от будущего перешли от богов к людям», что имело множество глубоких последствий для социальной жизни (Adam 2010: 365).

Будущее часто представляется бессодержательным и оторванным от определенного контекста; в результате «бессодержательное будущее легко узурпировать, колонизировать, подчинить коммерции и контролю <…> Когда будущее лишено контекста и обезличено, мы можем использовать его и злоупотреблять им, не испытывая чувства вины или угрызений совести» (Adam and Groves 2007: 13). Будущее действительно использовали и им злоупотребляли: способность видеть в нем пустую абстракцию делает его готовым для эксплуатации объектом, поскольку жители будущего не могут получить назад то, что могло бы достаться им в мире, который они унаследуют.

Социальные науки также изучают риски, связанные с экстраполяцией настоящего на будущее. Чтобы узнать, каким будет будущее, необходимо рассмотреть различные «варианты прошлого» и разобраться, каким образом прошлое, настоящее и будущее взаимосвязаны. Иногда можно услышать утверждения о том, что мы в состоянии проводить различия между планированием, подготовкой, изобретением и совместным генерированием будущего, особенно в свете того, что Рил Миллер называет «умением читать будущее» (Miller 2011). Согласно Миллеру, развитие подобной «грамотности» в отношении потенциального будущего позволяет лучше понимать настоящее. Как указывает Миллер, задача здесь заключается не в том, чтобы проверять сегодняшние предположения относительно легко предсказуемых вариантов будущего, а в том, чтобы использовать будущее с целью ставить под сомнение, анализировать, что происходит в настоящий момент, и представлять, что можно сделать в настоящем. В более же общем плане здесь можно говорить о том, что ожидания от будущего могут серьезнейшим образом влиять на настоящее. В этой книге мы увидим множество примеров ожиданий, свойственных современному обществу, и их разнообразных последствий для настоящего (Szerszynski 2016).