Внутри небольшая коробочка от Cartier, и когда я открываю ее, то вижу пару колец из розового золота с тонкими полосками по всей длине петель. Весь наряд дорогой и достаточно броский, чтобы подойти девушке моего возраста, но при этом не выглядеть слишком девчачьим. Я легко могу представить, как Катерина выбирает что-то подобное для одной из своих дочерей, когда они подрастут, или для сестры или близкой подруги. Именно так она о тебе думает, говорю я себе, даже когда чувство вины нарастает. Это не потому, что она чувствует, что должна это сделать.

Я с трудом сглатываю, вдевая кольца в уши. Мои уши не были проколоты до того, как меня похитили, а в начале прошлого года, перед событиями в России, Катерина предложила проколоть мне уши, когда Аника умоляла свою мать позволить ей проколоть свои. Мы пошли все вместе, и я держала Анику за руку, пока мастер делал свою работу, и я притворялась, что нервничаю, чтобы она могла все спокойно перенести.

Почему я не должна чувствовать, что они моя семья? Почему я не могу сама решать, как я отношусь к людям, с которыми в итоге оказалась? Не то чтобы моя настоящая семья хотела меня. Это постоянный спор с моим психотерапевтом. Я считаю фундаментальным, что я должна сама выбирать, как я отношусь к своей ситуации и как я справляюсь, а мой психотерапевт думает, что меня заставляют чувствовать себя здесь в безопасности.

Но это не так.

Вздохнув, я иду в ванную, чтобы нанести макияж, предварительно сунув ноги в туфли на великолепных каблуках с ремешками. Что бы я ни должна или не должна была чувствовать, сегодня вечером для меня устраивают вечеринку.

И, если повезет, Макс будет там.

7

САША

Вечеринка, как оказалось, состоится в модном испанском тапас-баре в центре Манхэттена, который Катерина арендовала для нас на ночь.

— Это уже слишком, — шепчу я ей, когда водитель подъезжает к обочине. — Платье, туфли, вечеринка…это уже слишком. Тебе не нужно было так напрягаться…

— Это не проблема, — настаивает Катерина. Сегодня вечером она тоже выглядит изысканно великолепно, вероятно, впервые с тех пор, как появились малыши, у нее появилась возможность принарядиться. Ее темные волосы распущены и завиты вокруг лица, и на ней платье такого же покроя, как у меня, но темно-синее с разрезом сбоку и длиннее. — Двадцать лет — важный день рождения. Ты должна отпраздновать его стильно и с размахом.

— Я думала, двадцать один год это самый важный, — говорю я со смехом, когда мы выскальзываем из машины, и Катерина ухмыляется.

— Когда ты молод, все твои дни рождения важны.

— Ты ненамного старше меня! — Восклицаю я, и она печально смеется.

— Может, и нет, но я чувствую, что приближаюсь к тридцати.

Я могу это понять. Катерина тоже через многое прошла, и я определенно не чувствую себя так, будто мне всего двадцать. Большую часть времени я чувствую себя по меньшей мере на пять лет старше, как будто то, через что я прошла, значительно состарило меня, и трудно примирить это с тем, как, по мнению всех остальных, я должна себя вести. Но, по крайней мере, сегодня вечером, в моем новом платье, туфлях и украшениях, я чувствую себя молодой и прекрасной, и я стараюсь позволить себе чувствовать это, не думать ни о чем, кроме вечеринки, которую Катерина была так любезна устроить для меня.

Как и ожидалось, все гости — люди, которых я знаю через Катерину и Виктора. Здесь София и Лука, причем София выглядит одинаково довольной проведенным вечером, а также множество других женщин и их мужей, с которыми я встречалась в прошлом. Это больше похоже на званый ужин в честь Андреевых, чем на что-либо еще, но не похоже, что было кого-то еще приглашать. Если бы я составляла список, он был бы очень коротким. На самом деле, кроме Катерины, Виктора, Софии и Луки, в нем был бы только один человек.

Тот, кого я вижу сейчас, и он стоит у стойки бара.

С бьющимся в горле сердцем я набираюсь смелости подойти к нему, чувствуя, как в моем животе порхают бабочки. Он выглядит необычайно красивым, его волосы искусно растрепаны каким-то средством, он одет в свои обычные черные брюки и черную рубашку на пуговицах, но две верхние пуговицы расстегнуты, чтобы был виден лишь намек на темные волосы и тонкую золотую цепочку с висящей на ней медалью святого.

— Спасибо, что пришел на мою вечеринку. — Я прислоняюсь к барной стойке и смотрю на него, разглядывая его красивое, точеное лицо с легкой темной щетиной, черные волосы и длинный нос, его карие глаза и стройное мускулистое тело, прежде чем он успевает заметить, что я разглядываю его. — Это больше похоже на праздник мафии и братвы, но я думаю, что в этом нет ничьей вины, кроме моей собственной.

— Каким образом? — Макс поворачивается ко мне, и хотя мне, возможно, это показалось, я могу поклясться, что заметила легкую заминку в его дыхании, когда он увидел меня: короткое платье, длинные голые ноги и высокие каблуки, моя прическа и макияж уложены так, как обычно никогда не бывает. — И я бы, конечно, не пропустил это, Саша. Не каждый день тебе исполняется двадцать.

— Я никогда и не знала, что кого-то так сильно волнуют вечеринки по случаю двадцатилетия. И это моя вина, потому что у меня на самом деле нет друзей моего возраста, которых я могла бы пригласить. Так что Катерина сделала все возможное из того, что у нее было.