Так, например, в 2017 году молодая женщина из Огайо отсидела в тюрьме девять месяцев за то, что снимала и в прямом эфире транслировала в сеть изнасилование своей подруги. Марине Лониной было 18 лет, подруге 17, а насильнику, Реймонду Гейтсу, 29. С Гейтсом они познакомились накануне в торговом центре, на следующий день встретились еще раз и вместе распивали алкогольные напитки. Мужчина решил лишить свою жертву девственности. Он принес бутылку водки, они напились, и когда девушка была уже достаточно пьяна, преступник повалил ее на кровать и, удерживая, изнасиловал. Лонина схватила телефон и начала трансляцию. Слышно, как во время изнасилования Лонина смеется и хихикает на заднем плане в то время, как ее подруга кричит: «Нет, мне больно».

В действиях Гейтса нет ничего удивительного: он злодей, и, по собственному же признанию, польстился на несговорчивость «девственниц». Поведение же Лониной вызывает недоумение. По словам обвинителя, Лонина заявила полиции, что начала трансляцию в надежде таким образом остановить злоумышленника, но, на удивление, эфир «засыпали лайками». Позже в документальном фильме Netflix «Разыскиваются горячие девушки» она призналась, что сначала не понимала, что происходит, а потом «в Periscope все стали писать: “Снимай еще! Снимай еще! Я хочу посмотреть!” И так говорили не один, не два и даже не три человека. За нами наблюдали десятки людей. Я была в возбужденном состоянии».

Такое признание поражает само по себе, но и наличие всех этих лайков также ошеломляет. Большинство зрителей вряд ли ожидали увидеть в эфире изнасилование, тем более у них не было причин подзуживать и подначивать. Как известно, в случае сексуального насилия «эффект постороннего» проявляется чаще, чем при других преступлениях, но эти люди были не просто очевидцами. Такое впечатление, что кнопка «Нравится» способствует появлению новой формы отстраненного участия в зрелищной жестокости. И обратная связь, весьма вероятно, сыграла свою роль. По словам Лониной, решающим фактором стало одобрение со стороны зрителей: внезапно она стала знаменитостью, запись имела большой успех, и это ощущение было настолько захватывающим, что тревога за жизнь подруги ушла на второй план. Лонина уже пожалела об этих коротких мгновениях славы, но теперь она навсегда осталась на просторах интернета. Если забить в Google ее имя, то поисковая машина выдаст порнографические сайты с такими заголовками, как «Порно Марины Лониной в Periscope» и «Видео изнасилования Марины Лониной».

Эта темная сторона славы сама по себе не нова. Йозеф Фритцль, Тед Банди, Тимоти Маквей и Джеффри Дамер – убийцы и насильники, прославившиеся за один день и получающие в тюрьме десятки и даже сотни любовных писем. Изменилось лишь то, что теперь слава определяется алгоритмом, и, укрывшись в темноте, участвовать может каждый.

Популярность всегда была эффективным средством для привлечения внимания, лучшим средством, какое можно купить за деньги. Если машина зависимости направляет внимание в нужное русло с учетом наших желаний, то звезды являют собой отличное вместилище для наших одержимостей.

Дэниел Бурстин называл славу состоянием известности ради известности. Иными словами, люди привлекают внимание, потому что они привлекают внимание. В том, на что обращают внимание другие, есть что-то зачаровывающее: в этом и заключается «вирусная» сторона славы. «Сделав сеть более социальной», чем гордится Марк Цукерберг, платформы превратили обычные человеческие взаимодействия в потенциальные псевдо-события знаменитостей: измеримые количественно и легко воспроизводимые куски информации, или мемы. В машине зависимости слава сводится к простейшему механизму управления вниманием.

Однако, отсюда следует, что теперь слова «слава», «популярность» или «нравиться» означают совсем не то, что означали раньше. В нашем языке нет средств для описания происходящего с нами, возможно, нам следует придумать новый язык. Самое простое решение – рассказать банальную историю о том, что происходит, и тем самым вызвать некую форму культурного надзора. В центре моральной паники относительно интернета – молодые люди и сексуальность, еще в 1995 году журнал Time предупреждал: «На экране рядом с вами: киберпорно». Все платформы, начиная с MySpace и заканчивая Snapchat, обвинялись в создании удобной среды для злодеев. Но сильнее, правда, не так явно, беспокоит то, что платформы способствуют появлению новой формы нарциссизма. С этой точки зрения, социальные сети представляют собой замысловатый зал с зеркалами, в которые мы глядим и никак не можем налюбоваться собой.

Жалобы на нарциссизм – это почти всегда, как пишет Кристин Домбек, жалобы на «эгоизм других». Нарциссизмом всегда страдает кто-то другой, тот, кто делает слишком сексуальные селфи, слишком гламурно ужинает, выкладывает слишком счастливые фотографии своих отношений и слишком весело проводит выходные. В этом смысле нарциссизм, как сказал Уайлд – это миф, придуманный хорошими людьми, чтобы объяснить необычную привлекательность других.

Окрашенные моралью высказывания против инста-знаменитостей на самом деле свидетельствуют о своего рода несостоявшейся привлекательности. Молодые люди «одержимы внешним шиком», жалуется New York Post. По мнению психологов Джин Твенге и Кита Кэмпбелла, молодежь зашла «слишком далеко в своем стремлении к самолюбованию». Им вторит огромная библиотека научных публикаций, статей и опросов с подробными объяснениями того, как мир постепенно скатывается к онлайн-нарциссизму. Из статьи в статью повторяется, насколько фальшивым стало современное поколение.

Популярные культурные стенания относительно нарциссизма вполне имеют право на существование. Социальная индустрия в принципе заточена на то, чтобы постоянно совершенствовать свой автопортрет, которым можно восхищаться. Она сливает воедино нарциссизм и цифровое зеркало, образ самого себя, состоящий из количественных «реакций» других пользователей. И каждый из нас притворяется: использует фильтры, фотографирует под нужным углом или тщательно выверяет высказываемое мнение и наблюдения, за счет которых и выстраивает свое цифровое «я». Все это позволяют сделать современные смартфоны. Но насколько далеко можно зайти в самолюбовании? В какой момент любовь к себе становится токсичной? И какой реакции мы ждем от тех, кого называем самовлюбленными?