— Пей, — сказал грамард.

Барахольщик улыбнулся, приложился к чаше и осушил её в два глотка.

— Признай, мой звездоголовый друг, я тебе нужен, потому ты так добр ко мне. Ты хочешь узнать, что будет дальше. Что будет, когда явится моя богиня.

— Ну для тебя то ничего хорошего, мастер Кауль Еремин из Дагоста. Твоя богиня ошибок не прощает, а ты много их уже совершил.

Барахольщик изо всех сил пытался улыбнуться невозмутимо, но его выдали глаза. Он боялся.

— Что ты там говорил о великом зле? — спросил Орис.

— Суть его — внутри нас, — ответил Барахольщик. — Мы и есть то самое зло.

— Так вот я собираюсь любой ценой дать злу отпор. Тебе то конечно этого не понять, ты уже поддался, но раз ты до сих пор дышишь, то можешь и изменить своё решение.

— И что мне это даст? Твое уважение, милсдарь? Прощение Создателя? Наш выбор всегда следствие наших желаний, а я желаю силы и власти.

— Этот нерест прошёл, твои перспективы смыло волной, а оставшиеся возможности сожрали крабы. Что будешь делать? Каяться? Вот только покаяние плохо сочетается с силой, не правда ли?

— Не пытайся, грамард, — покачал головой Барахольщик. — Не искушай меня соврать тебе. Я знаю все свои дороги на этом жизненном пути, я их видел. Мойры показали мне каждый узелок. Каждую ниточку. Лучше скажи чего тебе надо? Вдруг моей скудной власти еще хватит помочь.

— Берегонт создаёт поле для второй Речи, а что создает его для магии Создателя? — спросил грамард.

— Я впечатлен, — ответил Барахольщик. — Такой вопрос достоин ответа. И он очень прост — человек есть физическое тело, как и любое другое материальное тело, он обладает полем. Но в сравнении с эманациями берегонта, это поле ничто.

— Что может укротить или разрушить силу берегонта?

— Лишь воля богини.

— Лжёшь, — покачал головой Орис. — Твоя богиня также подвластна его чарам, я знаю.

— Ничего ты не знаешь, — вдруг разозлился Барахольщик, веревки на его руках скрипнули. — Ты глуп и невежественен, как и все остальные, тупые твари Создателя! Вы все — ошибка! А ваш мир… она сотрёт его с лица земли, обернув в огненный кокон! Никто и не узнает что вы когда то существовали!

— Ну наконец-то, — улыбнулся Орис. — Мы начали говорить искренне. А её огненный кокон похож на тот, что породил Килийские острова? Страшное было время, когда земля из воды выходила!

Но Барахольщик на уловку не попался. Он закрыл глаза и тяжело дышал, ему явно было больно, но он ни за что бы не признался в этом. Орис осмотрел его, но ран не нашёл, возможно, когда его первый раз связывали, то сломали что-то. Пока они в банном зале бодались меж собой, он сумел освободиться и сбежать, но вернулся. Зачем? Власть Речи он не утратил, её нельзя утратить, но можно лишиться контроля над роем, если чья-то песнь перебьёт твою. Циклоп его одолел, неужели он вернулся в надежде снова бросить ему вызов? Для драки он выглядел слишком изможденным. Хотел что-то выведать? Отвлечь? Его появление всех переполошило, но ему то от того какая выгода?

Орис повернул голову, увидел спящего Сырого и по традиции караула дважды свистнул, но дед даже не шелохнулся, грудь его мерно вздымалась, видимо сонные тропы далеко его увели.

Барахольщик рассмеялся и Орис все понял, вскочил, принялся кричать и голосить во все лёгкие:

— Караул! Подъём! К оружию!

Никто не ответил. Все в пещере спали мертвым сном.

Кастор во сне махал руками, стонал, но глаза его оставались закрыты, а Звезда мерно горела на груди. Циклоп ссучил во сне ногами, будто бежал куда-то, рой, укрывший его одеялом, мерно гудел. Гван сидел чуть в стороне, свесив голову на грудь, рука его крепко держала молот, так крепко, что костяшки побелели. Как и сам металлический клюв килийского ворона.

— Ты снова их подвёл, малыш-ш-ш, — прошептал за спиной голос Барахольщика. Орис резко обернулся, но мастера и след простыл. Огонь в чашах яростно вспыхнул, будто в них подлили масла. По стенам поползли голодные тени. В надежде на чудо Орис принялся молиться, но Речь Создателя была бессильна. Камень под ногами дрогнул, по стенам побежали трещины. С потолка посыпался песок. Орис обернулся и увидел рой. Тот больше не охранял спящего Циклопа, а замкнувшись в круг, сверлил камень, на том самом месте, где был изображён древний символ. Барахольщик прыгнул в воду и теперь грёб на ту сторону озера. В попытке его перехватить, Орис тоже прыгнул в озеро, вода была жутко холодная, удар вышиб весь воздух, горло схватил спазм. Орису казалось что он чувствует чью-то руку на затылке, рука давила, погружая его под воду. В панике он задёргался и глотнул воды. Закашлялся, попытался выплыть, но теперь кто-то хватал его за ноги и тянул вниз. Он бился с невидимым противником и не мог одолеть, боль в груди стала невыносима, лёгкие горели. Но тут невидимая рука отпустила. Он рванулся к поверхности и сделал спасительный глоток воздуха.

В пещере царил хаос.

Все разом проснулись и забегали.

Гван, размахивая молотом, кричал людям не подходить к воде, но Попрыгунчик и Сырой не послушались и уже плыли к Орису. Грамард огляделся и понял в чем опасность, на том берегу не было ни одной змеи. Все ядовитые твари были в воде. Он начал усиленно грести к берегу, но руки не слушались, да и ног он уже не чувствовал. Попрыгунчик успел первым, подхватил его и развернувшись, поплыл обратно. Сырой же плывя следом, громко шлёпал по воде и кричал, отпугивая змей.