За обедом, куда, наконец, собрались все, Иван Алексеевич отметил, что диспозиция изменилась – Соня пересела от Виталия и Натали на другую сторону стола, ближе к Владимиру Ивановичу (с которым сразу стала демонстративно кокетничать) и Наталье Сергеевне. Та, видимо, что-то поняла в новой игре Сони и не пыталась отвлечь внимание Владимира Ивановича от неё.

А Ивану Алексеевичу важнее всего было, что слёзы у Сони высохли, она опять стала оживлённой как раньше, и все неприятности у неё прошли (мужчинам простительно так плохо разбираться в знаках, которые подают женщины). Виталий и Натали сидели рядом, но, как всегда, почти не общались.

После обеда, когда Владимир Иванович, как всегда, остался курить в столовой, а Наталья Сергеевна пошла в сад, Иван Алексеевич, традиционно, вызвался её проводить. Впрочем, сегодня Владимир Иванович, казалось, хотел этому помешать, но промолчал.

Иван Алексеевич тоже хранил молчание, пока они с Натальей Сергеевной не дошли до сада и только там решился:

– Наталья Сергеевна, с горечью я узнал, что завтра Вы с Владимиром Ивановичем нас покидаете. И если всё будет хорошо, то мы никогда больше не увидимся. А я так полюбил Вас за эту неделю. Но Вы, пожалуйста, помните, что, если так и не будет всё хорошо, что я всегда буду Вас ждать и Вы всегда сможете стать хозяйкой этой усадьбы, – Иван Алексеевич был абсолютно искренним в своем предложении (наверное, это и было уже предложением руки и сердца), и он даже не думал о том – как Соня может встретить Наталью Сергеевну не как гостью, а как новую хозяйку дома.

– Спасибо Вам, милый Иван Алексеевич! Я поняла, что Вы уже знаете мою стыдную тайну – никогда я бы не хотела, чтобы о ней знали. И я хочу оправдаться перед Вами…

– Наталья Сергеевна, Вам совершенно не в чем оправдываться, тем более передо мной (это мне нужно просить прощения у Вас за свои слова, из-за которых Вы почувствовали неловкость)!

– Нет-нет, я хочу Вам всё объяснить! Давайте сядем на ту скамейку, а то, боюсь, меня покинут силы во время своей исповеди.

– Наталья Сергеевна, пожалуйста не надо – мне и так уже стыдно перед Вами!

Там, на скамейке, Наталья Сергеевна вспомнила и рассказала Ивану Алексеевичу всю историю знакомства с Владимиром Ивановичем, о своих былых страхах, влюблённости, надеждах - ни сам Владимир Иванович, ни немногочисленные её подруги, ни родители никогда не слышали таких откровенных слов из уст Натальи Сергеевны, как сейчас Иван Алексеевич. А Наталья Сергеевна всё говорила и говорила, ей это сейчас было так легко - она наконец нашла куда снять груз со своей души.

– Большое Вам спасибо, Иван Алексеевич, что дали мне всё это рассказать – Вы так помогли мне! И простите меня за всё, что я Вам рассказала – мы, женщины, всегда скрываем от мужчин, какие обиды и раны вы нам мимоходом наносите – пока любовь жива, мы боимся её потерять, высказав свои претензии, а после - кому нужны наши крики и слёзы за давние обиды, которых вы не заметили сразу и не вспомните спустя годы.

И вот сегодня я, всю неделю уже очарованная Вами, и воспользовавшись Вашим признанием в любви, сделала то, о чём мечтала, наверное, уже давно – говорила о любви с мужчиной, который меня любит, и который не будет оправдываться за какие-то прегрешения, в которых он невиновен. Простите меня – я совсем запуталась в своих словах.

Не поминайте меря лихом, Иван Алексеевич – я тоже полюбила Вас! Но сейчас пойду к моему любимому Владимиру Ивановичу – мне показалось, что он уже начинает ревновать меня к Вам. А у нас с ним впереди долгая жизнь, и я не хотела бы, чтобы он противился моим желаниям иногда заезжать погостить у Вас!

Наталья Сергеевна улыбнулась, поцеловала Ивана Алексеевича в щёку и лёгкой походкой пошла к дому.

– Здравствуйте! Здесь так немного столь юных барышень – а Вы будете писать стихи или прозу?

– Здравствуйте! А Вы считаете приличным задавать вопросы, даже не представившись?

Она оказалась не просто привлекательна, но и весьма бойка на язык. Так состоялось наше знакомство. Она, вроде, была как все остальные барышни из нашего литературного кружка, но на всех следующих занятиях я ждал только её прихода (ничем, впрочем, пытаясь не показывать своего особенного внимания).

Но как-то раз, в кофейне, я случайно оказался возле неё, там же нашёл предлог прочесть ей своё самое удачное стихотворение и повод проводить её по всей Маросейке и половине Покровки – до остановки конки на Чистопрудном бульваре. Была уже осень, но тепло – и она была легкомысленно одета – без шляпки и вуали (меня в ней это особенно очаровало).

Следующие стихи я, кажется, писал не для прочтения и разбора в кружке, а специально для неё – она, впрочем, большого интереса к ним не проявляла, и своих стихов мне не читала. Многие месяцы потом мы с ней вдвоём заходили в кофейню (куда я набрался смелости приглашать после каждого занятия), но ни разу она не порывалась рассказать мне что-то о себе или спросить у меня о чём-то, кроме темы наших занятий.

Впрочем, после долгих месяцев наших пустых встреч мои университетские друзья познакомили меня с совершенно очаровательной Екатериной Андреевной – она всерьёз задумывалась пойти на курсы медицинских сестёр, и уже начала изучать какие-то книги. Но ей ещё оказались интересны все студии, куда я ходил, выставки передвижников и новые поступления в Румянцевском музее и Третьяковке! Я совсем потерял голову!

Но дважды в неделю, когда я посещал литературный кружок, я снова очаровывался Наташей – так звали мою соученицу.