В описываемый ныне вечер ничего, кроме вина, у меня не имелось, поэтому в целях хоть немного унять тоску горячительным, я задействовал не самый приятный инструмент. С другой стороны, как я слышал однажды, детские сиропы тоже делали горькими специально, чтобы у ребенка вызывал отторжение сам факт заболевания.

Кривясь, я выпил ровно кружку и остановился. От слабого градуса на груди немного потяжелело, температура кожи слабо возросла. Я чувствовал, как кровь начинает быстрее течь в жилах по расширившимся сосудам, и сердце стучит сильнее, отдаваясь ударами где-то в мозгу.

Я бы мог закурить, однако врачи посоветовали мне избавиться от этой привычки, и я избавился. Не скажу, что стало лучше, скорее наоборот, и все же возвращаться к сигаретам я не стал, из-за чего на несколько дней преисполнился гордостью за самого себя. Поделиться своей маленькой победой мне было не с кем, так что и это довольно быстро забылось.

Заткнув пробку обратно, я убрал последнюю под стол, поднялся с кресла и подошел к окну. На улице уже стемнело, отдельное спасибо времени года, и вдоль дороги зажглись крупными светлячками огни фонарей. Выстроившись в два ровных ряда, они шли дальше, вниз по холму и скрывались где-то за углом такого же дома, переходя в дорогу покрупнее, по которой, изредка повизгивая захлебывающимися моторами, шумно катались автомобили.

Я прошел на кухню, чтобы прополоскать кружку, на дне которой остались темные винные разводы. Повернул кран. Воду отключили.

Не скажу, что меня как-то задел этот факт. Скорее становилось немного обидно. По телевизору не раз показывали, сколько денег выделили на ремонт местного водоснабжения, пытаясь обелиться перед населением, однако на деле ничего не менялось, и в голову мою уже начали закрадываться сомнения, что деньги те пошли совсем на иные нужды.

— Снова авария?

В последнее время те случались регулярно, словно наступление зимы стало для них какой-то неожиданностью. С другой стороны – конечно, после нескольких часов тренировок, – я мог убедить себя в том, что сильные мира сего находились на такой высоте, что банально не знали о проблемах обычного народа, а последний в возмущении своем и невежестве неблагодарно не хотел понимать этой простой истины.

Мухе неведомы чаяния слона.

Да, так и есть.

Не желая все же оставлять кружку грязной, я налил в нее из чайника теплой воды, размешал хорошенько ложкой и залпом выпил, ощущая на языке все тот же неприятный кисловатый привкус.

Тик-так… Тик-так…

Секундная стрелка отсчитывала время.

Иногда я думал, что жизнь чем-то похожа на часы. Мы легко можем слышать секунды, какие-то мгновения, не особо значимые в размахе вселенной, но не слышим минуты и часы, на которых строится наша жизнь. И они проходят так, незаметно, неслышимо, пока не настает момент под названием «слишком поздно».

Я еще посидел на стуле на кухне, наблюдая за сумрачным небом и луной, за тем, как расцветают наверху звезды. Телевизором я давно не пользовался, а телефон мне нужен был только для прослушивания книг, поэтому в квартире почти всегда стояла тишина. И я все чаще погружался в нее, утопал, и она мягкими объятьями принимала мой разум, скрывая его глубоко на дне огромного черного океана…

Наконец, я снова поднялся. Натянул в прихожей куртку, перевязал шею шарфом. Где-то с неделю назад я потерял свою шапку, когда по пути вечером из магазина меня избила куча каких-то подростков, но теплый капюшон на завязках без труда ее заменил, стало даже теплее.

Перчаток я не использовал. Мне не нравилось ощущение, когда что-то снижало чувствительность пальцев, будто вторая кожа, но не твоя собственная, а натянутая поверх. Руки я просто убирал в карманы и не видел в этом ничего проблематичного.

Сунув наушники в уши, я положил телефон во внутренний карман куртки и застегнул ее до подбородка, после чего засунул ноги в обитые изнутри шерстью (натуральной или нет, я не знал, но вряд ли за такую цену можно было найти настоящую) ботинки и быстрыми движениями их зашнуровал, пока не начал потеть.

Возможно, кто-то одевался в обратном порядке, я же просто следовал своей привычке, не собираясь ее менять.

Выключив свет в прихожей, я вышел за порог и закрыл дверь на два поворота ключа. Вообще, он закрывался на три, но однажды я счел, что двух будет достаточно. Кроме того, три поворота казались мне чем-то неправильным, будто после третьего в меня обязательно ударит молния.

Рядом с моей дверью почему-то валялось три мешка с мусором. Не помню, чтобы видел их раньше. Я не страдал провалами в памяти, поэтому и сам их здесь бросить не мог. Тем не менее, почему-то эти три огромных черных мешка, от которых шел весьма и весьма неприятный, если вовсе не тошнотворный, запах, стояли именно у моей двери, а не дальше, у чьей-то другой.

Я оглядел лестничный пролет. Кроме моей, здесь имелось еще три двери, моя же находилась в центре. Я бы мог предположить, что кто-то из моих двух соседей оставил здесь свой мусор, однако… мешки стояли именно возле моей двери, прямо вплотную, хотя расстояние между дверьми было приличным, и не похоже, что они просто упали и перекатились.

Ситуацию осложняло то, что они воняли, смердели так, что становилось не по себе, будто внутрь запихали недельные отбросы вперемешку с использованными памперсами, причем для взрослых.