Задерживаю дыхание, ожидая его решения. Я всё ещё боюсь, но страх быть преданной и брошенной намного сильнее страха внезапно оказаться в склепе Томаса. Страх не так важен сейчас, важно то, что я чувствую и свободна от связи со Станом. Он мой друг, и я желаю ему счастья. Но передо мной мой вампир, и я хочу создать с ним настоящий союз, чем бы он ни обернулся. Я хочу рискнуть снова.

Глава 29

Проще простого привыкнуть к тому, что ты нежеланный ребёнок, и в принципе, никому не интересна. Так легко верить в то, что ты не слишком хороша для того, чтобы тебя просто любили, правда? Любое негативное слово мы быстро впитываем и взращиваем внутри себя лютую неуверенность в себе и задаёмся вопросом: «Должны ли были, вообще, появляться на свет»? Или же мы пришли сюда для того, чтобы просто умереть или быть никем? Да, так легко поверить в то, что ты не особенная для определённых людей, от которых ждёшь любви. А что насчёт другого варианта? Мы так долго приходим к тому, что уже достаточно хороши. Когда нам говорят, что нас любят, мы не верим и сразу же ищем подвох, ведь нас приучили, что любить нас просто за то, что мы есть, невозможно. Любовь — это последствия какого-то героического поступка, страданий и пережитой невыносимой боли, верно? Столько веков я живу, мой друг, и этот алгоритм не меняется ни в вас, ни в нас. В нас он ещё хуже прорастает и укрепляется. Поэтому верить — это чудо. Любить искренне тоже. И нам остаётся только ждать, когда нас полюбят за то, что мы просто дышим. Чудовищно, не правда ли? Чудовищное отношение к себе, но увы, такое понятное нам обоим с тобой.

— Томас?

Зрачки Томаса резко сужаются, и он отстраняется. Я могу физически это ощутить. Тот холод, которым он обдаёт меня, пугает.

— Я… я забыл выключить воду… в раковине. Я сейчас вернусь, — произносит он и сбегает. Я хмурюсь и признаю, что испытываю укол боли от такой явной лжи. Но я не собираюсь сдаваться. Я хочу знать причину, почему Томас отказался от меня? Вроде как он этого очень хотел и даже требовал, а сейчас отступил, да так неудачно.

Я направляюсь за ним и поднимаюсь в спальню, в которой находится Томас. Я чувствую, как он мечется по спальне, словно затравленный зверь, который придумывает, как ему сбежать от насилия. Да что за чертовщина?

Злобно хлопнув дверью, я складываю руки на груди. Томас замирает и натягивает улыбку.

— Знаешь, я, оказывается, выключил воду. Надо бы собрать лепестки роз, а то они вонять начнут. И…

— Да что с тобой не так? — выкрикиваю я. — Ты издеваешься, или что это такое? Ты не можешь вот так сбегать, а потом делать вид, что я, чёрт возьми, не предложила тебе создать настоящую брачную связь между нами! Я не уйду и не оставлю тебя в покое, пока ты не скажешь мне правду, Томас! Я и так уже не в себе! Я и так боюсь, что сделала что-то не то! Я и так ничего не понимаю! Прекрати третировать меня и выкладывай всё своё дерьмо прямо сейчас! Живо!

Томас поджимает губы, глядя куда-то в сторону, а затем глубоко вздыхает.

— Я не хочу, чтобы ты принимала это на свой счёт, Флорина, — медленно говорит он и так тщательно подбирает слова, отчего я бешусь ещё сильнее.

— Уже, — фыркаю я.

— Но это не так. Ещё бы пару дней назад я безумно хотел этого. Безумно. Ты даже не представляешь, насколько меня ранил твой отказ. Но сейчас… я думаю, что это может быть опасно. Точнее… я боюсь. Если я это сделаю, и всё получится, то это же будет означать, что мы с тобой, и правда, возлюбленные. Рома говорил, что после брачного союза, когда вампиры открывают друг другу разум, они становятся связанными на вечность. Русо смеялся над этим и объяснил мне, что это он убедил всех в этой ерунде специально, чтобы иметь возможность держать их в кулаке. Но Рома был уверен, что его жена была именно его возлюбленной. Он и тебе об этом говорил. Он наставлял тебя, как и Стана. Но… а если это так? Если всё то, что я чувствовал ранее и ощущаю сейчас, правда? Если я не сошёл с ума, и возлюбленные, действительно, существуют, тогда ты будешь чувствовать то же, что и я. Выходит, что ты будешь страдать, потому что я страдаю чаще, чем кажется. И моя боль станет твоей. Мои страхи станут твоими. А если это тебя сломает или меня? Если мы в нашем прошлом увидим то, что раньше никто из нас не замечал, и тогда это разрушит нас? Я просто не знаю, стоит ли всё это потери того, что у нас пока есть? И если вдруг мой разум кто-то подчинит себе, тогда я могу подставить тебя, и ты умрёшь? Тебя убьют из-за меня? Я не знаю. Понимаешь? Не знаю, нужно ли это делать. Не знаю. Мои видения не менялись всё это время, потому что я не отходил от плана. Но в наш план никогда не входил брачный союз с тобой, Флорина. А если этим мы всё испортим? Если подпишем себе смертный приговор? И если брачный союз не сработает? Если мы не сможем соединиться и открыть друг другу разумы? Тогда это докажет, что наши чувства нереальны, они ненастоящие, а выдуманные нами, потому что мы просто цепляемся друг за друга, как за спасение в этом мраке.

Приоткрываю рот от потока сомнений и вопросов Томаса. И если честно, то так обширно и глубоко я об этом не думала.

— Можешь ли ты быть уверена в том, что мы не уничтожим столько вложенных нами трудов? Я нет. И если мы всё разрушим, то смерть Рома была бессмысленной. Страдания и боль тоже были бессмысленными. Да всё было просто пылью. Я не готов узнать правду, Флорина. Я боюсь узнать её, ведь сейчас всё более или менее стабильно, — добавляет он.

— Я… боже, я не знаю, — шепчу. — Но я не хочу зацикливаться на определении возлюбленных. Вероятно, их нет, но в мире существует любовь, Томас. Да, она может быть не вечной, но она есть. И я точно знаю, что люблю тебя. Мне плевать, получится или нет, это не должно останавливать нас от… удовольствия. Разве нет?

— Я не против удовольствия, Флорина. Я против того, чтобы всё разрушить, понимаешь? Если я увижу нечто плохое и ужасное после того, как мы это сделаем? Если я снова увижу, как ты умираешь… то не переживу, — Томас с горечью качает головой. — Я уже устал хоронить тебя. Ты не понимаешь, что это такое. В своих видениях я проживаю все эмоции, и они убийственны. Тебя словно постоянно разрывает на кусочки, но ты восстанавливаешься и опять ходишь по замкнутому кругу боли, отчаянной боли. Ты хочешь умереть и не можешь. Твой голос уже пропал от крика, которым ты пытаешься заглушить горе. И сейчас у меня передышка. Передышка, которую я боготворю. И я боюсь… боюсь опять пережить подобное.

— Ты никогда не говорил, что это так реально, — бормочу я.

— Это очень реально. Это настолько реально, что когда я возвращаюсь в настоящее, то не могу успокоиться ещё какое-то время. Это касается всего, будь то видение смертельное или эротическое. Это живые видения. Поэтому я не могу. Я хочу, заверяю тебя, Флорина, это всё, чего я бы желал для себя. Но я не должен быть эгоистом. У меня есть возможность обыграть видения так, чтобы победить, и я не позволю своему эгоизму и любви к тебе, проиграть. Не могу. Прости меня. Я просто не могу.

— Но… но как ты можешь быть уверен, что видения поменяются? Ведь ещё сутки назад они оставались приемлемыми и до сих пор приемлемы, Томас. Так почему ты думаешь, что они изменятся?

— Потому что я совершил ошибку, — тихо признаётся он. — Их нет уже больше суток, и это странно. Они всегда есть. Всегда. Два-три раза в день. Всегда есть. А больше суток их нет, поэтому у меня есть причины для опасений.

— Какую ошибку ты совершил, Томас? — хмурюсь я.

— В ту ночь… я рассказал тебе всё, что творилось в моей душе. А я не должен был. Я объяснил тебе свой план, а не имел права. Я опять нарушил ход событий. Я влез в твои чувства. Всё зависит от них. Я не должен был влиять на тебя, а повлиял, когда не вытерпел и сломался. Я виноват, Флорина. Видений нет, значит, что-то плохое грядёт, и я должен быть начеку. Я должен защитить тебя, а брачный союз может навредить. Я не могу. Я облажался. И я всё исправлю. Я должен вернуться к изначальному плану и действовать один. Без тебя. Поэтому я собирался уехать.