Вначале Я. М. Свердлов намеревался вновь направить Яковлева в Тобольск для перевозки на Урал остальных членов семьи Романовых [623] , но затем это поручение было отменено. В 20-х числах мая переезд трех дочерей бывшего царя и сына Алексея из Тобольска в Екатеринбург осуществил сам председатель исполкома Тобольского Совета, бывший матрос с броненосца «Заря свободы» Павел Хохряков [624] . Через три месяца (в августе 1917 г.) он погиб в бою с белочехами и белогвардейцами у станции Крутиха на Урале…

16 мая «Известия» поместили интервью своего корреспондента с самим Яковлевым. Оно не лишено интереса. Яковлев сообщал, что отношение красногвардейцев к Романовым «их сильно озадачило. По-видимому, они опасались вначале грубостей, насилий и оскорблений с нашей стороны. Но весь отряд держался по отношению к Романовым вполне корректно, не позволил ни одного невежливого или оскорбительного слова…

Из Тюмени мы отправились поездом. Здесь охрана была уже увеличена до 160 человек. Путь от Тюмени до Екатеринбурга был совершен без каких-либо инцидентов» [625] .

В заключение в «загадку» Яковлева, опередив события, надо внести еще один штрих: сказать немного о его дальнейшей судьбе.

После возвращения из Екатеринбурга в Москву Яковлев вскоре (в середине мая 1918 г.) был назначен главнокомандующим Урало-оренбургским фронтом, действовавшим против войск атамана Дутова [626] (его помощником стал Гузаков). Штаб Яковлева, должен был находиться в Уфе. Ситуация сложилась таким образом, что другим фактическим главковерхом отрядов этого фронта был В. В. Блюхер, который руководил ими еще в период зимней кампании против дутовского мятежа. Уральцы (военком Урала С. А. Анучин и председатель Уралоблсовета Белобородов) настаивали на отозвании Яковлева. Его «мелкосамовлюбленное поведение» и «начальственный тон», телеграфировали они в Москву, не позволяют найти с ним общий язык и возможность совместной работы [627] . Но фактически Яковлев так и не успел вступить в права главкома, хотя донесения его шли в центр еще и в июне 1918 г.

В 20-х числах мая в Поволжье, на Южном Урале и в Сибири по закулисным проискам Антанты вспыхнул антисоветский мятеж Чехословацкого корпуса. Для борьбы с белочехами и поддержавшими их белогвардейцами в середине июня создавался Восточный фронт в составе четырех армий во главе с М. Муравьевым. Командовать одной из армий – второй, действовавшей в районе Уфы и Оренбурга, был назначен Яковлев [628] . Но июнь-август стал периодом тяжелых неудач войск фронта, вызванных, в частности, и деятельностью главкома М. Муравьева. Прибыв на фронт, он произвел перестановку командования: командующим второй армией назначил бывшего полковника Ф. Махина, который был внедрен в Красную Армию эсеровским руководством [629] . Яковлев был отозван в штаб фронта. А затем началась полоса поражений, вызванных предательством бывших царских офицеров. Сдав Уфу, перебежал на сторону образовавшегося в Самаре Комитета членов Учредительного собрания (Комуч) Махин. На его место был назначен другой командующий – А. Харченко; политическим комиссаром при нем стал Яковлев. Но вскоре изменил и Харченко. А 10 июля поднял мятеж сам главком М. Муравьев. Он был объявлен изменником революции и убит при попытке оказать сопротивление в момент ареста. Авантюра Муравьева была ликвидирована, но она, конечно, на какое-то время усугубила тяжелое положение фронта…

Неудачи, поражения, измены, свержение Советской власти на огромной территории от Волги до Дальнего Востока (где возникали эсеровские правительства: Комуч в Самаре, Временное Сибирское правительство в Омске и др.) создавали тяжелую атмосферу. Яковлев тайно возвратился в захваченную комучевской «Народной армией» Уфу и перешел на нелегальное положение.

7 октября 1918 г. Красная Армия освободила Самару и комучевский «Совет управляющих ведомствами» бежал в Уфу, а приблизительно через месяц к управляющему внутренними делами Комуча эсеру П. Д. Климушкину явился офицер и потребовал секретной беседы. Он сказал, что пришел по поручению бывшего «крупного большевика», который готов перейти «на нашу сторону», поскольку «изжил идею большевизма», но предварительно хотел знать реакцию «Совета управляющих». Офицеру заявили, что «ни суда, ни мести не будет». Через неделю он явился снова с… Яковлевым.

В воспоминаниях П. Климушкина имеется текст заявления, которое Яковлев написал по требованию «Совета управляющих». Тяжело читать его. Яковлев писал, что после сдачи Уфы, скрываясь «по деревням и селам», он пришел к заключению, что «партия, к которой принадлежал, побеждена» и что теперь он «как социалист-народник» поддерживает идею «власти Учредительного собрания» [630] . С согласия Яковлева это заявление с призывом последовать его примеру, было напечатано в уфимских газетах и «разослано по войскам». В то же время за Яковлевым был установлен секретный надзор с целью выявления его возможных «связей с большевиками» [631] .

Но через несколько дней Яковлев все же был арестован. На запрос Климушкина из штаба чешского генерала Я. Сырового ответили, что Яковлев удален «из полосы фронта», но за Челябинском он может проживать свободно. Что стало с ним дальше, Климушкин не сообщает.

Предательский поступок Яковлева осенью 1918 г. бросил тень на все его прошлое. Стало казаться, что и подлинный смысл его маневров во время перевозки Романовых из Сибири на Урал весной 1918 г. вполне прояснился: очевидно, Яковлев уже тогда задумал измену, а потому пытался освободить и похитить бывшего царя. А белоэмигрантским историкам и мемуаристам он дал повод для тех антисоветских инсинуаций, о которых говорилось выше. Но документы, которые были приведены, как нам кажется, опровергают их.

Весной 1918 г. по всему периметру границ Советской Республики подняла голову, как тогда говорили, гидра контрреволюции. Советской России была навязана жестокая гражданская война, из которой, по словам Артема Веселого, она вышла «кровью умытая»…

Как не мощна была российская контрреволюция, весной и летом 1918 г. ее лагерь серьезно ослаблялся внутриполитическими и внешнеполитическими разногласиями. С точки зрения внутриполитической главная линия раздела проходила в вопросе об Учредительном собрании. Эсеры, меньшевики и энесы (в марте 1918 г. создавшие межпартийное объединение «Союз возрождения») с теми или иными вариациями выступали за реставрацию Учредительного собрания, распущенного в январе 1918 г., и за создание именно им будущей власти. Это ставило их (преимущественно эсеров, имевших «наибольшее влияние в крестьянских массах и являвшихся наиболее «боевитыми») во главе мелкобуржуазной, так называемой «демократической» контрреволюции, которая, признавая Февраль, отвергала Октябрь. Монархисты и повернувшие к монархизму кадеты (объединившиеся в «Правом центре») отвергали правомочность этого Учредительного собрания, выдвигали лозунг контрреволюционной военной диктатуры с последующим восстановлением монархии. Этот лозунг находил полную поддержку в буржуазно-помещичьей среде, для которой неприемлем был не только Октябрь, но и демократические завоевания Февраля.