— А я не взрослая? — спрашиваю я.

Опять в голове слова Маши. Они режут меня будто ножом.

Миша хмыкает.

— Маша от другого отца, ведь?

Я застываю на месте. Миша тоже. Смотрит на меня.

— Не понимаю, как ты мог понять?! У нас не все друзья знают, только родственники, самые близкие… — лепечу я и чувствую, что резко устала. Хочется сесть. Мы с Мишей медленно подходим к скамейке. Садимся и я вздыхаю, отвечая на его вопрос. — Да, ты прав. Мама встречалась с парнем, забеременела а потом уже с годовалой Машкой вышла замуж за папу. Как ты понял?

— Это стандарт, — говорит Миша. — Женщина любит того ребёнка, отца которого она искренно любила и хотела. Поэтому, Машу она любила и баловала. Маша это воспоминание о первой любви. След этой любви. Она маленькая принцесса. А потом, после любви была просто жизнь. Просто замужество. И там был рожден просто ребёнок. Прости, если тебе неприятно это слышать, Ань.

— Нет-нет, всё нормально. Папа нас не делил, а вот мама да… мама делила. Ты прав.

— Я не хочу сказать, что она не любила тебя. Просто… Маша это мамина радость. А ты должна была быть удобным ребёнком. «Не мешайся, хорошо учись. Я не хочу за тебя краснеть. Не выделяйся». И ты, так и осталась удобным ей ребёнком. А Маша так и осталась капризной девочкой, которой все должны по праву рождения. Родители не понимают главного. Они воспитывают ребёнка, но потом он становится взрослым человеком и то, что подходило для ребёнка уже не подходит взрослому. У тебя было много путей, что делать дальше. Но ты решила пойти по самому сложному. ты стала прощать мать, Машу и все равно искать их любви. Пытаться её заслужить, ведь тебе казалось, что ты недостаточно хороша для них. Это тоже требует сил, потому что ты могла озлобиться, обзавидоваться и пуститься во все тяжкие. Но ты стала очень добрым человеком. Очень отзывчивым и ищущим любовь. На это мало кто способен, Аня.

Голова чуть кружится. Глаза становятся влажными. Но я стараюсь не подавать виду. Киваю.

— Ты очень умный. Или… или ты переживал что-то похожее? — спрашиваю я осторожно.

Он кивает.

— Ты тоже очень умная, — он улыбается. — Да, только я был не то, что нелюбимым. Просто Артур был сиротой, маму почти не видел и поэтому, всё самое вкусное, самое лучшее — ему. Он же бедный и несчастный. А я должен был быть за него ответственным. Я взрослый. Я видел маму, я знаю, что такое мамина ласка. А он нет. Он сиротинушка. Вот я и стал взрослым, а Артур вечным ребёнком так и остался. Капризным вечным ребёнком. Я не удивлен, что они с Машей друг друга поняли. Только пары из не выйдет. Если не будет кого-то третьего, кто будет играть роль взрослого, они начнут требовать исполнения капризов друг от друга. И вот тогда, будет интересно на них посмотреть.

Я улыбаюсь.

— Может и интересно, но пусть это будет подальше от меня.

Михаил кивает.

— Да. И от меня. Я тоже застрял в роли, как и ты. Только у меня была роль старшего брата, того, кто всегда поделиться с младшим. Того, кто ответственный и умный. Но это… не про настоящее развитие. Я сказал, что стал взрослым, но это в кавычках. Взросление, это как раз, прекратить быть тем, кем тебя делали родители. И стать собой. Любым собой… Аня, тебе плохо?

Я поднимаю на него взгляд. Голова сильно кружится, начинает стучать.

— Мне просто… я устала. Можно мы поедем?

— Конечно, — он достает мобильник и пишет сообщение. — Сейчас приедут за нами. И да, ты ночуешь у меня. А Лену я прибью. Нельзя было тебе давать столько пить и без закуски.

Я слабо улыбаюсь и смотрю на подступающий красный рассвет. Он прав. Как же он прав.

Он даже не понимает, что сейчас со мной играет роль того самого взрослого и ответственного старшего брата. Только в отличие от Артура. Я благодарна ему за это.

— Спасибо тебе за всё, — говорю я тихо.

Только взгляд. Между нами есть какая-то граница, которая не позволяет нам прикоснуться. Обняться как друзья, как близкие. И сейчас, когда самое время было бы и обняться, я чувствую эту границу только сильнее.

Я плохо помню, как мы доехали домой. Как Михаил едва не донес меня домой, пока я держалась за стены.

— Ты прав, — лепечу, я оказавшись в коридоре и скидывая обувь. — Мне надо научиться пить. Расскажешь, как не пьянеть?

— Подумаем потом, — говорит он. — Но да, теория твоей мамы про доверительные лица это ерунда. Девушками в твоем состояний могут легко воспользоваться, даже самые близкие.

— Ну, не все люди плохие же. Хороших больше. Я думаю, — я плетусь по залу, идя в комнату, которую могу назвать своей.

Наступаю на что-то скользкое. Падаю.

— Стой! — Миша вытягивает руки и я не падаю на пол. Только обессилено падаю на Мишу.

— Ты опять меня спас, — говорю я.

Его руки на моих локтях. Я упираюсь ему в грудь и слышу пульс. Он учащенный. Потому что он испугался за меня? Или нет?

Я поднимаю взгляд. Встречаюсь с его.

Боже, Миша слишком близко. Черезчур близко.

И взгляд… он необычный. Снова такой теплый, жаркий. Я смущаюсь.

— Люди не плохие, просто иногда может быть искушение, — говорит он тихо, я чувствую его дыхание на своей щеке. — Искушение сделать что-то очень плохое. И очень прекрасное.

Голова кружится сильнее, только я ощущаю что трезвею. Это не от алкоголя, это от близости этого мужчины.

Мне кажется, что я опять готова упасть. Только не на пол, а в какую-то пропасть. Одно движение, одно действие и… мы слишком в опасной близости к этому падению.