Шрифт:
Просто чудесно.
Низкая черная машина настолько отмытая и блестящая, что сверкает даже сейчас. Она подъезжает ко мне и останавливается, преградив мне выход со двора.
Я могу побежать, наверное? Но на мне каблуки.
Стекла тонированы и я не вижу кто там. Открывается пассажирское сидение и оттуда выходит… Миша.
— Боже! — выдыхаю я.
Не думаю, что похож, — он пожимает плеччами.
— Но… почему вы здесь?
Потому что я понял, что Ленка тебя сюда привезет. Ко мне ты не пойдешь, постеснявшись, к Артуру тоже. А внутрь заходить не захочешь.
— У меня есть деньги, я бы вызвала такси и дальше бы разобралась. Не надо было меня спасать, — бурчу я.
Миша опирается на открытую дверь автомобиля, расслабленно улыбается.
— Может ты права. Но это вошло мне в привычку. И стало нравится. Ты не против? — он спрашивает так мягко. И выглядит сейчас… другим.
Мягким, ленивым, уставшим. Вечный хищник, лев, который просто решил подтянуться на солнышке и поиграть с веревочкой.
И ты не понимаешь, как в звере, на чьих губах недавно была кровь, может быть в чем-то даже милым.
Я опускаю взгляд.
— Я хочу погулять, — заявляю.
Миша хмыкает, делает знак водителю.
Закрывает наконец-то дверь. Мы оба выходим из двора. Я ещё плохо ориентируюсь в едва светлеющей улице и резко подворачиваю ногу, едва не упав.
Успеваю только пискнуть, как чувствую сильные руки схватившие меня за плечи. Слегка приподняв.
Снова чувствую землю под ногами и вцепляюсь в руку Миши он снова хихикает.
— Я тебя снова спас.
— Ага, — киваю я. — Спасибо.
— Да не за что, просто как ты дожила до своих лет, с твоим умением находить неприятности?
— Я просто сидела дома, и старалась особо не вылезать, — пожимаю я плечами.
В чем-то это правда.
Он смеется. Я не сдерживаюсь и оглядываюсь. Интересно смотреть на его смех. Он красивый, мягкий.
— Ну всё, теперь можешь выходить. Только чтоб я был рядом, тебя ловить и спасать. И заодно твоих родственников.
Я сама хихикаю.
— Если б ты брал с меня деньги, за это я была бы должна безумные деньги.
— Я обычно не деньгами беру, — он машет рукой. Я чуть осекаюсь от странной шутки и Миша тоже замолкает.
Становится неловко.
— Ты вообще раньше пила? — спрашивает он, явно чтоб прекратить наше странное молчание.
— Ну да, вино пила на праздниках. С мамой с бабушкой. И вообще, мама говорила, что пить надо только с теми, кому доверяешь.
— Не согласен. Либо не пей вообще, либо умей пить. Некому доверять.
— Ну, самым близким же можно?
— Твои самые близкие это сестра и Артур, да? — спрашивает Михаил резко.
Я тушуюсь.
— Ну ладно. Если тебе нельзя пить с теми, кому не доверяешь, но можно с теми кому доверяешь. Тебя пускали на молодежные тусовки?
— Ну нет, меня мама никуда не пускала.
— А Машу?
— Маша была уже взрослой, — я пожимаю плечами.
— Так, — он резко останавливается. — Маше было сколько?
— Ну, лет пятнадцать, когда она стала ночевать у подружек.
— А ты?…
— Ну, тогда мне было лет двенадцать-тринадцать, а потом, Машка уже в институте была и я занималась уроками. Экзамены, ЕГЭ. Только не надо мне говорить, как я многое упустила, из-за того, что не было школьных тусовок.
— Да нет, не скажу что многое. Упустила пару вариантов потерять девственность очень стыдным образом, пару попыток изнасилования и подсаживания на наркоту. Так что в целом, ничего страшного.
— Но? — спрашиваю я.
— Да нет «но». Разве что… конечно, неприятности или сложные события, они позволяют взрослеть. Первая драка с пацанами — взросление, первый поцелуй, первый секс, первая стопка, первая поездка в другой город самому — это всё взросление. Не потому, что это все атрибуты взрослой жизни. Можно быть трезвенником или девственником по жизни. Не выезжать за пределы двора, ни разу не набить кому-то морду, но повзрослеть как-то иначе.
— А почему же тогда ты говоришь, что это взросление?
— Это те моменты, когда ты предоставлен сам себе. И когда только ты за себя ответственен, когда ты можешь конкретно налажать и мама с папой не помогут. Взросление это ответственность. Но ответственность не за других. И не за весь прогнивший мир, — он улыбается. — Это не волонтеры-экологи. Это когда человек морально самостоятелен. Ни от кого не зависит, ни от чьего мнения. Ставит приоритеты и понимает, как дальше ему жить. Болезненный опыт очень быстро заставляет повзрослеть. Вот Артур, — он вздыхает. — Артур не вырос. Потому что он всегда хочет вести себя так, как ему хочется. Он не думает о последствиях, об этом подумают другие.