— Он жив?

Боже, если Миша убил его тогда!

— Живой, но в тюрьме.

Я выдыхаю воздух тонкой струйкой. На одну беду меньше.

— За наркотики?

— Это забавно, ну, точнее, наверное, очень трагично. Артур сидел около трех недель в СИЗО, пока отец его не выпустил. Идея отца была в том, что Артур посидит за плохое поведение с годика полтора-два и возьмется за ум. Несмотря ни на что, он по-прежнему его любил и по-прежнему думал, что его можно исправить. Артур должен был выйти из СИЗО чтоб подготовиться к посадке. Но вместо этого он стал тебя искать и совершил… мерзость, ту, за которую отец уже не смог его простить. Он сам вырыл себе могилу, будучи всегда уверенным, что папочка будет рядом и папочка поможет. Теперь у него нет ничего. Ни денег, ни поддержки. Просьба от отца к ментам и судье — сделать всё по максимум. И за это надо благодарить тебя.

— М-меня? Что?

— Ты его зацепила. Сильно, Аня. Моя ошибка, что этого не понял, иначе бы мог показать отцу это и трагедий бы не было. Но он сошёл с ума, раньше таких ошибок он не допускал. Он мог как змея затаиться, сделать вид, что он хороший мальчик. Но почему-то когда речь идет о тебе, он не в силах сдерживать своих бесов. Я думаю, это потому, что ему так и не удалось тебя сломать. Я понял это, когда он учудил тот бред с записью… ну, ты помнишь.

Как такое забыть?

— Что он сотворил?

— Это тебе лучше Маша скажет.

Какой внезапный союз.

— Я не понимаю… — пытаюсь свести воедино то, что он мне говорил. — Получается, вы помирились с отцом?

Миша смотрит на меня, будто не понимая о чём я.

— Мы не ссорились.

— Даже из-за… записи, которую Артур передал ему? Из-за того, что якобы… ты увел невесту у брата?

— А, — тянет он. — Ты ж так и не узнала. Не только Артур любит ставить камеры и собирать компомат. Мы всё-таки, родстенники.

— Ты о чем?

— В день моего приезда в Москву. За пару часов до нашего с тобой знакомства, Анют, мои люди поставили камеры в гостиничном номере Артура. И записали всё. Одного охранника я выделил только на то, чтоб он выделял из бытовых записей всё, за что Артуру может прилететь или за что его можно посадить. И как он бил тебя, и как угрожал, как пытался изнасиловать, как принимал, как мы с ним говорили о подедльной свадьбе… большое вышло кино на пару часов только из грехов Артура. Которое я, по братской традиции, прислал отцу. Я же сказал, то что сделал Артур тогда в том гостинничном номере была его ошибка. Очередная. Та, что сгубила его.

Я опускаю голову.

— Поэтому ты был таким спокойным… Я ещё удивлялась.

— Да. Единственное, чем он задел меня, это когда стал говорить о тебе. Он весь тот разговор искал слабые места чтобы выбесить нас. И ему это удалось. Я был неправ, накинулся на него. Не должен был этого делать.

Я киваю.

— Я видела заголовок что в вашей семье трагедия…

— Да, СМИ понесли о том, что Артур наркоман, о том, что лечится, о том, что сядет. Папа выборы всё равно проиграл, так что это уже не играет особой роли. Но ведь, ты хочешь спросить про другое, так ведь?

От него никогда ничего не скрыть. Я нервно встаю, ставлю большой синий чайник на плиту. Оглядываюсь на Мишу и мягко веду взглядом по его рукам. Кольца нет.

— Джессика, — мягко говорит он. — Ты хочешь спросить, что с моей свадьбой. Её не было.

— А что так? — мой голос получается излишне дерзким.

Он встаёт, подходит ко мне и становится снова слишком жарко в этой маленькой кухне. Жарко, но безопасно и как-то правильно, когда Миша в двух шагах от меня. Когда может докоснуться рукой.

— Ты должна понимать, что Артур тебе соврал. Я пытался поговорить с тобой, но…

— Но свадьба должна была быть? — перебиваю я. — Или это ещё один спектакль?

— Нет. У нас с Джесс хорошие партнерские отношения. Она отлично меня понимает в деловом плане, я её. И недавно мы решили, что можем и жениться, чтобы не было проблем с документами и чтобы соединить наши компании. Тем более, что ни я, ни она так и не нашли того, кого-то, столь серъезного. Кого-то на всю жизнь.

— То есть, это брак… деловой? — я не знаю, как и сказать.

— По документам. Мы друг другу в сексуальном плане ничего не должны, ни верности, ни близости. У неё свои мужчины, у меня свои женщины.

— Почему?

Он чуть хмыкает.

— Джесс моя бывшая. Как я могу смотреть на неё, как на женщину, когда за две недели до нашей первой и настоящей свадьбы, я за волосы снимал её с члена своего брата, скажи мне?

Мне очень хочется в это верить. Отчаянно, но я не показываю радости. Только киваю.

— А чего ж отменили тогда свадьбу? Если такие партнерские отношения?