Рабочие, переговариваясь матом, разбирали декорацию. Иринаполушептала, задышливо, как в бреду:

– - Поверь, поверь, я ни в чем тебя не обвиняю, Тамазик. Я никогдани в чем тебя не обвиню. Человек, когдаон взваливает насебя что-то, рассчитывает силы. Хоть интуитивно. Ты знал, что я должнаумереть, тебя хватило бы надвагодадля любого сопротивленияю

– - Неправда, -- так же шепотом, лихорадочно возразил Тамаз.
– - Я первый раз сделал тебе предложение, когданичего не зналю

– - Нет-нет, не перебивай, это не так, это не такю Ты сделал предложение. Но ничем бы это не кончилось. Ведь все были против: друзья, родителию Ничем бы и не кончилось -- вот и все!

– - Кончилось бы, кончилось!
– - убеждал Тамаз.

– - Вот именно -- кончилось бы!
– - поймалаИринавозлюбленного наневольном каламбуре.
– - А тут надвагодаю Я и саматакая ж. Мне, когдапоставили диагноз, предложили операцию -- я почему отказалась? Тоже -- рассчитываласилы. Знала, что умереть -- мне их хватит, авот бороться зажизнью Человек не обязан быть железным. Подвиг -- это мгновенная концентрация духа. Во всяком случае -ограниченная во времению

– - Почему мы сидим здсь?

– - А ты что?
– - чувствовалось: Ириназадаст сейчас главный вопрос, -- ты приехалю надолго?

– - Навсегда, -- твердо ответил Тамаз.
– - Если тебе плохо в Тбилисию

– - Нет, Тамазик, нет!
– - продолжалабить Ирину лихорадка.
– - Я благодарназатвой приезд. Но это тоже только хорошие намерения. Родные, друзьяю Работа, в конце концов!..

юРазговор казался бесконечным, ходил кругами, поэтому, когдамы увидели наших героев бредущими зимними ночными улицами -- беззащитные цветы наморозе, парижское чудище навязнущих в снегу колесиках: очень эффектно!
– - выяснилось, что продолжается он как бы с той самой точки, с того самого многоточия, накотором оставили мы его в зале:

– - юТбилиси сказка, СтранаЧудес, Зазеркальею Но маленькую Алису тудане пропишутю

– - Как не пропишут?! Как, то есть, не пропишут?!

– - Подожди, подожди, миленький! Я не в том смысле. Дахоть бы и в том. НатэлаСкорпионовнаю

– - Зачем ты ее так назвала?!

– - Извини, Тамазик, само сорвалось. И ты прав, что одернул. Это твоя матью Ты здесь все равно не выживешью

– - Совсем меня презираешь, да? Не считаешь мужчиной?

– - Считаю, миленький, считаю. Я верю: ты способен навсе. Ради меня, ради любвию Ради своей гордости. Но ты сломаешься тут, один, и я никогдасебе этого не прощу.

– - Как один? А ты?

– - А я не в счет. Я -- с минусом. Меня самое надо поддерживатью

юФигурки уменьшались, таяли. Словазатихалию

У подъездаподжидал квадратный Васечка.

– - Эй, парень, -- сказал Тамазу.
– - Отойдем? А ты, Ираю давай. Давай-давай отсюдова!

– - Васечка!
– - бросилась к нему перепуганная Ирина.
– - Это ж муж мой! Оставь нас, пожалуйста, в покое!

– - Я сказал: чеши! Я тебя предупреждал? Предупреждал, спрашиваю?

– - Тамаз, не надо!
– - крикнулаИрина.
– - Не связывайся! Беги!
– - и кивнуланадверь парадной.
– - Я его подержу!

Но тут и сам Тамаз прикрикнул:

– - Уйди-уйди! Подожди в подъезде! Ну! Кому сказано?!

– - Если что с ним случится, Васечкаю -- тихо произнеслаИрина.

– - Слушай, -- добавил Тамаз.
– - Кто тебя просит заменя заступаться, а? Я тебе кто: ребенок? женщина?! Уйди!..

Иринаубежалав парадную.

Тамаз пошел наВасечку.

Иринабросилацветы назаплеванный пол, принялась трезвонить, кулачком колотить во все двери подряд. И, перелетая навторой этаж, увиделамельком в окне, как блеснул зайчик предподъездного фонаря наполоске отточенной стали, которою ударяет ВасечкаТамаза.

У Ирины буквально отнялись ноги, и Тамаз успел уже осесть, аВасечкаподчеркнуто спокойным шагом полураствориться в темноте, покаонанашлав себе силы выбежать наулицу, броситься к супругу.

Напервом этаже однаиз дверей, наконец, отворилась. Заспанный мордоворот в трусах высунул голову:

– - Эй, кто тут народ будоражит?!

– - Ты что, правдаспалас ним?
– - Тамаз приоткрыл глаза, приходя в себя после шока, и это были первые его словаю 28.12.90 Вымыв и с психопатической тщательностью вытерев руки, сопровождаемый Ириною, одетой в умопомрачительное парижское nйgligй, брезгливо лавируя меж мокрыми пеленками, корытами и детскими велосипедами, бормочапод нос:

– - Ужель тасамая Татьяна?
– - Антон Сергеевич шел коммунальным общежитским коридором и только в конце его, у последнего, квартирного, выходаприостановился, взял Ирину заплечи, развернул, запустил руку в распах ее халатикаи внимательно, не глазами -- пальцами, осмотрел грудь.

– - М-даю -- хмыкнул.

Высунувшись из кухни, заними давно уже наблюдаланечесаная соседка, исполнявшая в ЫДаме с камелиямиы заглавную роль. Но Ирину не смутило и это, как не смутил докторов жест.

Антон Сергеевич вынул руку из распаха, сказал: