– - С чего ты взяла?!
– - Антон Сергеевич понял, что наговорил лишнего.

Иринаподставилаладошку под грудь, как бы взвесила:

– - Отрзать? Ха! Так я вам и далась!

– - Видывал я храбрых!
– - констатировал доктор.
– - А потом, когдапоздно -в ногах валяются.

– - Успокойтесь. Я валяться не стану. А над первым вашим предложением подумаю. Побрейтесь и ждите.

Антон машинально провел тылом ладони по и впрямь несколько колючей щеке, аИрина, наскоро натянув свитер, в охапку схватив лифчик, шубу, шапку, магнитофон -- вылетелаиз кабинета, из больничного здания, рванула, едваодолев напор хакаса, дверку Ыжигуленкаы, запустиламотор и взялас местатак, что машину аж развернуло.

Погналапо улицам набешеной -- в контексте -- скорости, тормозилас заносом, вызывалапоходя предынфарктные состояния у встречных и попутных водителей, проносилась то под кирпич, то под красный, покавдруг -- вырвало из рук баранку -- не удариламашину задком об угол бетонного забораю

Спряталав ладони лицо. Посидела, приходя в себя. Выбралась наружу -осмотреть повреждения. Потрогаласмятое крыло, непонятно зачем подобрала, датут же и бросила, пластмассовые осколки фонарика.

Вернулась заруль и уже спокойненько тронулась с места.

Театральная вахтершакивнулаИрине как знакомой, и тапошлапыльными закулисными коридорами-переходами, поднялась в звукобудочку. Запультом сидел тощий пятидесятилетний бородач в подпоясанном свитере с кожаными заплатами налоктях.

– - А, Ириша! Привет. Заходи, -- обернулся намгновенье и сновауставился сквозь двойное звуконепроницаемое стекло в зал, надальнем конце которого, насцене, репетировали ЫДаму с камелиямиы.

Душераздирающую сцену Маргариты Готье с отцом сожителя прервал вскочивший наподмостки режиссер, стал объяснять, показывать.

– - Музыку, Толя!
– - заорал вдруг истошно.
– - Дай этим бесчувственным ослам музыку!

– - Чувственный осел, -- буркнул бородач и нажал накнопку. В зал понеслась трогательная темаиз ЫТравиатыы.
– - Что с тобой?
– - глянул, наконец, наИрину внимательнее.

– - Я, Толенька, уезжаю.

– - Куда? когда?

– - Насовсем.

– - Стоп, стоп!
– - донесся голос со сцены.
– - Толя, дай сначала!

Толя включил перемотку, скрипки завизжали быстро и наоборот.

– - Холодно здесь, -- поежилась Ирина.
– - Ветер. Наюг, наюг, наюгю

– - А и правильно, -- отозвался Толя, пустив скрипочки.
– - С твоими даннымию Это мы прибываем сюдаю наконечную. А тебею Благословляюю -- и сделал соответствующий жест.

– - Почемую наконечную?

– - Блестящий выпускник Ленинградской консерватории, -- продемонстрировал Толя себя.
– - Автор симфонии ЫСлово о полку Игоревеы. Помнишь, у Чехова? Жизнь человеческая подобнацветку, пышно произрастающему в поле. Пришел козел, съел -- и нет цветка.

Иринавстала, пошла. Но задержалась в дверях:

– - Послушай, Толя. Анатолий Ивановичю

Тот обернулся.

– - Я тебе что, совсем не нравлюсь?

– - Ты?

– - Почему ты ни разу не попытался переспать со мною? Я ж тебе чуть не нашею вешалась.

– - Ирочка, деточка!..
– - состроил Анатолий Иванович мину уж-жасных внутренних мучений.
– - Я старый больной человек. Неудачник. Живу в общаге. Бегаю утром по крыше -- чтобы аборигенки не смеялись. А сегодня, -- развел руками, -- дует хакас.

– - Я не жениться зову -- в постель. Впрочем, конечно: ты благороден. Ты в ответе завсех, кого приручил. Потому, наверное, и недоприручаешь. Или, может, тебе уже нечем? Возрастные изменения?

– - О-го!
– - выразил Толя восхищение.
– - Злая! И не подумал бы!

– - Я не злая! Я красивая! Я самая красивая в этом городе! Не так? И самая девственная! Смешно?

– - Толя, Толя! ты чего, оглох?!
– - неслось истеричное режиссерово из зала.
– - Стоп! выруби!

Анатолий Иванович, буркнув под нос:

– - Мейерхольд!
– - остановил скрипочки.

Режиссер сноваполез насцену: показывать. Покрикивал, помахивал рукамию

– - Так ты еще и девственница?
– - полуспросил-полуконстатировал Анатолий Иванович.
– - Как интересно! Или этою метафорически?

– - Фактически!
– - выкрикнулаИрина.
– - Тьфу! шут гороховый!
– - и побежалавон.

Возле машины ждал-перетаптывался квадратный парень.

– - Опять?
– - спросилаИрина.

– - Чо ты тут делала?

– - А что, Васечка, нельзя?

– - Он у меня допрыгается, твой ленинградец.

– - Эх, был бы мой! Убьешь?

– - А мне не страшно: я уже там побывал.

– - Может, лучше меня убей?..

– - Не-а. Натебе я женюсь.

– - Точно знаешь?

– - Точно.

– - Ну и славаБогу.