– - Где тачку-то раскурочила? Сколько тебе говорили: не можешь -- не гоняй. Крылышко отрихтуем, авот фонарью

– - А ты б, когдаучил, меньше лапал, -- я б, может, уже и моглаю Ладно, инструктор, садись! Садись заруль и вези кудахочешью

– - В смысле?
– - недопонял Васечка.

– - В том самом, -- вздохнулаИрина.

– - Ну ты даешь!

– - Ага, -- кивнулаи занялапассажирское сиденье.

ЫЖигуленокы взвыл, вильнул задом, рванул заугол.

Белые лебеди с гнутыми роскошными шеями плавали под полной луною, отражаясь от глади прудау подножья таинственного замка.

– - Уйди, Васечка. Мне надо одеться, -- сказала, не открывая глаз, лежащая наспине Ирина.

– - Ты чо, не останешься?

Ириначуть качнулаголовою.

– - Чо ж я мать тогдаотправлял?

Помолчали.

– - Ладно, я терпеливый, понимаю, -- татуированный Васечкавстал, собрал одежду, скрылся заситцевой занавескою, отделяющей альков от горницы.

Иринаселанапостели.

– - Вот я и женщина, -- выдохнулаедваслышно. Отвернулалоскутное одеяло, посмотреланарасплывающееся по простыне кровавое пятнышко.
– - Фу, гадость.
– Помялаладошкою грудь, ту самую, в которой Антон Сергеевич, кажется, обнаружил опухоль.

ПодружкаТамарка, одноклассница, девицапрыщавая и вообще некрасивая, работаланаместной междугородной, в беленом толстостенном полуподвальчике старого, прошлого векаеще, купеческого дома. Иринаподошлас задворок, прильнулак стеклу, присев накорточки -- тамаркинасмена!
– - и постучала.

Тамаркаобернулась, узналаподругу, обрадовалась, отперлачерный ход.

– - Случилось чо?

– - Заметно?

– - Ничо не заметно.

– - А чо спрашиваешь?
– - и Иринаповесиладолгую паузу.
– - Ладно, Тамарка, беги.

– - Ага. Постой, ачо приходила?

– - Завтразаскочу, завтра, -- и Иринаисчезла.

Тамаркастояла, недоумевающая, встревоженная, ав зальчике бухало, внушительно и невнятно:

– - Астрахань, Астрахань! Пройдите во вторую кабину. Пройдите во вторую кабину.

ПокаИринаотпиралаи открывалаворота, пес прыгал вокруг, пытаясь лизнуть в лицо, повизгивал восторженно.

– - Хватит, Пиратка, хватитю Н вот, -- порылась в кармане, бросиласигарету.
– - Наркоман!

Пират поймал лакомство налету, отнес подальше, чтобы никто не отнял, принялся лизать, жевать табак.

Ириназавеламашину во двор, вошлав сени, едване опрокинув фанерный лист с замороженными пельменями, проломилаковшиком лед, глотнулаводы.

В доме стоял храп и несло сивухой. Иринабрезгливо скосилась накомнатку, где спал зять. Сестрадемонстративно не поднялаголовы от стопки тетрадок.

– - Полунощничаешь?
– - бросилаИринакак можно нейтральнее, проходя к себе.
– - Твой опять нажрался?

– - Сама-то где шляешься?

– - Так, -- пожалаИринаплечами и скрылась задверью, повалилась, не сняв пальто, накровать, обернулась к стенке, накоторой висел немецкий трофейный гобелен: шестеркабелых лошадей несет во весь опор карету -- роскошная дамав окошке -- ашевалье аla д'Артаньян навороном скакуне пытается догнатью

В дверь постучали. Иринавскочила, принялась раздеваться со всею возможной беспечностью:

– - Войди!

– - Доктор твой приходил. Часадвадожидал.

Иринавнимательно глянуланасестру: знает -- не знает, сказал доктор -- не сказал? Поняла: знает.

– - Подтвердилось?

– - Вот, -- сестрадосталаиз карманалабораторное стеклышко.

– - Убери, -- заоралаИрина.
– - Не хочу видеть!

– - Он тебя завтрас десяти ждет.

Иринавзглянуланадве фотографии набольшом, накрытом салфеткою ришелье домодельном буфете: отцаи матери: обе -- в траурных рамках, перед обеими -вазочки с искусственными гвоздиками.

– - Алька! Сколько раз маме операцию делали? И сколько онапрожила? Как ее всю измучили, изуродовали. Рентген, химияю А толку? Самарассказывала, что из их палаты ни однадольше трех лет не протянула. Ни-од-на!

– - Ей тогдабольше сорокабылою

– - Акселерация, -- грустно улыбнулась Ирина.
– - А сколько папе делали переливаний, костный мозг пересаживалию Судьба, Алька, судьба! Наследственностью

– - Это, -- сестрасуеверно умолчаланазвание болезни, -- по наследству не передается.

– - Доктор сказал?
– - в иронии Ирины скользнуло пренебрежение к медицине.

– - Но бороться-то все равно надо! Обязательно бороться! Помнишь про лягушку в молоке?

– - Ты, Алька, как масло сбивать, ученикам рассказывай. А я уже взрослая.

– - Дая ж тебяю

– - Знаю-знаю. Выкормила. Ты мне как мать. Я тебе по гроб. Все, все, хватит! Спать хочу! Слышишь? уйди! хочу спать!

Алевтинанамгновенье застылав обиде и вышла, привалилась к изнанке двери, заплакала:

– - Все гордые: умирают, умирают!.. A я -- дом тащи!