– - Напои меня вином и освежи яблоком, -- хохоталаИрина, -- ибо я изнемогаю от любви!

находу осыпал лепестками роз, обрывая их с огромной красно-белой охапкию

По дороге с рынкастояладревняя церковь.

– - Византийцы построилию -- пояснил Тамаз.
– - Еще в одиннадцатом веке. Абхазы были тогдасовсем дикимию

– - А сегодня?
– - зачем-то пошутилаИрина.

– - И у меня есть гипотеза, -- подчеркнуто не расслышал Тамаз иринин вопрос, -- что по древнему обычаю они пролили в фундамент человеческую кровь. Убили кого-то, чтоб храм стоял тверже.

– - А может, они правы?
– - вдруг погрустнела, посерьезнелаИрина.
– - Гляди: ведь стоитю 14.11.90 Ирине воображалось, что, рассмотрев его с брезгливым вниманием, Реваз Ираклиевич бросил свидетельство о браке наскатерть.

– - Ты -- князь!
– - провозгласил.
– - Единственный наследник родаАвхледиани.

– - Тебя не поймешь, папа, -- ответил Тамаз.
– - То ты член ЦК, то снова -князью

– - Молчать!
– - стукнул Реваз Ираклиевич ладонью по столу.

Тамаз притих. Вошлаприслугас десертом. Возниклапауза.

НатэлаСерапионовна, с некоторой опаскою поглядывая насупруга, потянулась через грязные тарелки засвидетельством, принялась изучать.

– - Былаб хоть из Москвы, из хорошего дома, -- сказала.

Реваз Ираклиевич выразительно посмотрел в сторону прислуги, которая как-то специально замешкалась в дверях и которую этим взглядом сдуло как ветром.

– - И вдобавок ты -- трус!

– - Трус?
– - переспросил Тамаз.

– - Конечно: сбегал, зарегистрировался, чтобы поставить нас перед фактом. Исподтишкаю

Неимоверный вид насказочный Тбилиси из окна-фонаря высоко стоящего ателье, давысокая информационная насыщенность, вообще свойственная мастерским скульпторов, художников, архитекторов ли, атут усугубленная тем, что хозяин -малознакомый возлюбленный, -- напервых порах защитили Ирину от ощущения унизительного одиночества, в котором оставил ее Тамаз, уехав разговаривать с родителями.

Душою той мастерской были церкви: рисунки, макеты, проектыю

Налюбовавшись вдоволь и ими, и заоконной панорамою, Ириназавернулав спаленку, окинулахозяйским взглядом, пошлав прихожую, распаковалачемодан, и, отыскав накухне ящичек с домашним инструментом, принялась прибивать-прилаживать над тахтой гобелен с каретоюю

– - Зачем?!
– - рвал с шеи Тамаз золотой крестик, -- зачем вы навесили его наменя?! Ейю ей жить год осталось, полтора! Потерпте, в конце концов! Вид сделайте!

– - А если ребенок?
– - спросил отец.
– - Кому нужен внук с дурной наследственностью?

– - Дане будет у нас детей!
– - выкрикнул едване сквозь слезы Тамаз.
– - Не будет! Онаобещалаю

– - Онаю -- передразнил отец.
– - Кто из вас мужчина, что-то не разберу. Она?

– - Вы сами! сами не даете мне стать мужчиной! Вы доведете меня, доведете!..
– - и Тамаз побежал через всю квартиру, заперся в своей комнате.

Мать припустиласледом.

– - Натэла!
– - безуспешно попытался остановить ее отец, потом встал, прошелся, повертел свидетельство о браке, направился к тамазовой двери.

– - Тамаз, мальчик, -- подвывалапод нею НатэлаСерапионовна.

Отец отстранил ее, постучал сухо и требовательно:

– - Открой. Поговорим как мужчинас мужчиною.

Тамаз, видать, услышал в тоне отцакапитулянтские нотки, щелкнул ключиком. Реваз Ираклиевич вошел, сел к столу, показал сыну настул рядом. НатэлаСерапионовнастояланапороге.

– - Уйди, мать!
– - прикрикнул Реваз Ираклиевич.
– - Значит, говоришь: больнанеизлечимо?
– - переспросил, когдаони остались одни.

– - Конечно, папа!

– - И дольше двух лет не протянет? врачи обещали?

– - Даже меньше! Скорее всего -- меньше!

– - И детей, клянешься, не будет?

НатэлаСерапионовнастоялау дверей, подслушивала, асквозь щель другой двери подсматривалазаНатэлой Серапионовною прислуга.

– - Клянусь!

– - Хочешь испытать себя, да, сынок?
– - Реваз Ираклиевич внимательно вгляделся в глазаТамаза.
– - Хочешь сделать добрый поступок? Хочешь, чтоб онаумиралане в одиночестве?

– - Н-ну да, папа, -- замялся Тамаз.
– - Но дело не только в этом. Мнею Мне, знаешь, очень хорошо с неюю -- и Тамаз покраснел.
– - Ну, ты понимаешью

– - Понимаю-понимаю, -- подтвердил Реваз Ираклиевич.
– - Есть женщины, накоторых у мужчины почему-то особенно стот.

Тамаз смутился.

– - Чаще всего именно такие женщины нас и губят. Только не сболтни матери!

– - Что ты, папа!

Повислапауза: несколько более интимная, чем хотелось бы Тамазу.

– - Н-ную коль двагода, -- прервал ее, наконец, Реваз Ираклиевич.
– - Ладно, сынок! Ты, в конце концов, достаточно молод. Испытай!