– Из какой из такой милиции?!
– сказала Алина со столь тоскливою страстью, словно всю жизнь смертью лютою ненавидела ментов.
– Я журналистка!

– А-а!
– протянула официантка.

– Вы вообще! давно здесь работаете?

– Некогда мне с вами, - подвела черту Ниночка.
– У меня во вас вон еще сколько!
– обвела рукою зал, вовсе, надо заметить, не переполненный.
– Всем давать - не успеешь трусы надевать.

– Что?
– не поняла Алина.
– Какие трусы?

– С каждым, говорю, разговаривать!

– Может, попозже?
– не желала признавать Алина поражение.
– Или завтра?..

– Еще чего! А завтра у меня вообще - выходной, - нагрубила Ниночка и отошла.

Алина ткнула вилкой в бифштекс. Как ни аппетитно тот выглядел, есть не хотелось. И тут к столику подвалил давешний кавказец. Откуда он взялся? Алина точно помнила, что тремя минутами раньше его в ресторане не было. Ладно: предположим: только что появился.

– А я сюда каждый вэчер хажу, - уселся кавказец в такой манере, словно его только здесь и не доставало, словно радостный подарок собственной персоною делая.
– Чтобы тибя встретить.

– Жениться решил?
– осведомилась Алина: хоть появление приставалы вызвало в ней легкую тревогу, болтовня с ним могла хоть на время выбить из отвратительного настроения, развлечь, устроить, в конце концов, тайм-аут в матче с "Трембитою", ибо считать его проигранным Алина пока не собиралась.

– Да ты чиво!?
– испугался немолодой мальчик.
– Тоже скажешь: жиница! Я жинат. Влюбился просто.

– Ну и?
– спросила Алина.

– Что - ну и?
– не понял кавказец.

– Что дальше?
– расшифровала Алина.

– А!.. Дальше - вот что, - и кожаный ухажер извлек, как в прошлый раз, молдавский коньяк из внутреннего кармана, замычал, пальцами защелкал, требуя посуды.

Бармен принес рюмки, поставил, но не ушел почему-то.

– Чиво ти?
– спросил бармена кожаный кавалер.
– Так и будэш тарчать? А если у нас - разговор сикрэтный? Или тибе налить?

– Вообще-то у нас со своим не полагается, - объяснил бармен свое у стола ожидание.

– А!
– понял кавказец.
– Так би сразу и гаварил, - и, вытащив ее из другого кармана, сунул бармену пятидесятирублевую.

Тот спрятал бумажку, буркнул:

– Разве в порядке исключения, - и отошел за стойку.

Юноша откупорил бутылку, разлил коньячок.

– Будэм здаровеньки?
– спросил, подняв рюмку на уровень носа. Звать-то хоть тибя как?

Алина улыбнулась и приподняла свою рюмку тоже.

– Мисс Марпл.

– Как-как, говоришь?

Алина решила, что сначала выпьет, а потом объяснит как-как, но и выпить не успела: заметила, что в разрезе служебной портьеры стоит Ниночка и манит пальцем.

– Меня?
– ткнула себя в грудь несколько удивившаяся Алина.

– Тебя-тебя, - закивала Ниночка.

– Извини, - бросила Алина кавказцу и быстро пошла к служебному входу, скрылась за портьерою.

– Вирнешса?
– вопросил кавказец вдогон.

– Т-с-с!
– приложила Ниночка палец к губам и кивнула Алине, приглашая следовать за собою.
– Я же там вся на виду, дура!

Они прошли какими-то тесными коридорами, спустились в подвал. Ниночка приоткрыла тяжелую бронированную дверь и кивнула секретно и приглашающе, оглянулась даже воровато. Чувство опасности, беспокойства, которое несколько минут назад поселилось в Алине, она относила исключительно на счет кавказца, поэтому, хоть тоже оглянулась и даже мгновенье помедлила, - внутрь шагнула.

Дверь за алининою спиною тут же и затворилась. Небольшая комнатка была морозильником: с крюков из-под потолка свешивались бараньи туши, окорока, битая птица; на стеллажах лежали продукты, стояли какие-то ящики; коробки занимали углы. Алина дернулась к выходу: дверь, естественно, не поддалась. Стукнула в нее кулачком! потом - с разбегу - плечом! Потом заорала:

– Э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-эй!
– но, еще не закончив орать, отчетливо поняла, что и это - зря.

Остановилась посреди камеры. Было холодно. Обхватила руками плечи. Потащила из угла большой фанерный ящик. Что-то обрушилось за ним с металлическим лязгом, упало. Алина заглянула: на полу валялась раскрывшаяся в падении жестянка, из которой рассыпались новенькие патроны. Алина пошевелила их ногою, плюнула и выдвинула ящик на середину, села сверху, поджала ноги.

– Ну, идиотка!
– сказала вслух по собственному поводу.
– Хоть коньяку бы выпила - все теплей сейчас было бы! Нет!
– как скаженная понеслась!

Теперь, когда причина тревоги сделалась очевидной, Алина с некоторой надеждою подумала о кавказце:

"Приставуч ведь, неужто смирится с новой потерей дэвушки, если ради нее каждый вечер ходит в этот кабак. Насчет ради нее привирает, конечно, да и насчет каждого вечера, но все-таки"!

Алина пожалела даже, что не дала кавказцу некоторых авансов, но, как говорят в Одессе, быть бы мне таким умным, как моя жена потом.