Обвиняемый выглядел бледным и встревоженным, когда в тот день я впервые увидел его в суде, и это не удивительно, учитывая ужасное положение, в котором он оказался.

Он был арестован в Марселе, откуда намеревался отплыть в Коломбо.

Мне кажется, что он не осознавал, насколько ужасно его положение, до тех пор, пока не заслушали все доказательства, касающиеся ареста, и Эмма Фаннел повторила своё заявление относительно утреннего визита мистера Эррингтона по адресу Аддисон-Роу, 19, а также поездки миссис Хейзелдин на церковный двор Святого Павла в 3:30 пополудни.

Мистеру Хейзелдину нечего было добавить к показаниям, сделанным им на коронерском следствии. В последний раз он видел свою жену живой утром рокового дня. Она казалась абсолютно здоровой и весёлой.

Думаю, все присутствующие понимали, что он пытался сказать как можно меньше, чтобы не связывать имя своей покойной жены с именем обвиняемого.

Однако из показаний служанки несомненно выходило, что миссис Хейзелдин – молодая, красивая и, очевидно, восторженная – неоднократно раздражала мужа своим несколько неприкрытым, но совершенно невинным флиртом с мистером Эррингтоном.

Публику приятно поразило умеренное и достойное поведение вдовца. Вот его фотография. Именно так он и появился в суде. В тёмно-чёрном одеянии, конечно, но без малейших признаков демонстративности траура. В последнее время он снова отпустил бороду и придал ей остроконечную форму.

После его показаний настало время для сенсации дня. Высокий темноволосый человек, вокруг которого, казалось, витают буквы, складывающиеся в слово «Сити», поцеловал Библию и приготовился говорить правду и ничего, кроме правды[41].

Он назвал своё имя – Эндрю Кэмпбелл, глава брокерской фирмы «Кэмпбелл и компания» на Трогмортон-стрит.

Днём 18 марта мистер Кэмпбелл, путешествуя в метро, заметил в вагоне очень красивую женщину. Она спросила его, следует ли этот поезд до Олдерсгейта. Мистер Кэмпбелл ответил утвердительно, а затем погрузился в биржевые котировки вечерней газеты.

На Гауэр-стрит джентльмен в твидовом костюме и котелке вошёл в вагон и сел напротив женщины. Казалось, её потрясло его появление, но мистер Эндрю Кэмпбелл не помнил, что именно она сказала.

Мужчина и женщина оживлённо беседовали; дама, вне всякого сомнения, выглядела радостной и весёлой. Свидетель не обращал на них внимания, поскольку был поглощён расчётами, а затем вышел на Фаррингдон-стрит. Он заметил, что мужчина в твидовом костюме вышел вслед за ним, пожав руку даме, и ласково произнеся: «Au revoir![42] Не опаздывай сегодня». Мистер Кэмпбелл не услышал ответа дамы и вскоре потерял мужчину из виду в окружавшей толпе.

Все сидели как на иголках и с нетерпением ждали того волнующего момента, когда свидетель опишет и опознает мужчину, который в последний раз видел и разговаривал с несчастной женщиной в течение пяти минут незадолго до её странной и необъяснимой смерти.

Лично я знал, что произойдёт, ещё до того, как шотландский биржевой маклер открыл рот.

Я мог бы заранее предвидеть описание, которое он дал бы вероятному убийце. Описание, одинаково хорошо подошедшее бы человеку, только что сидевшему и завтракавшему за этим столом; описание внешности чуть ли не половины известных вам молодых англичан.

Человек среднего роста, с усами – не слишком светлыми, не слишком тёмными; волосы непонятного цвета. На нём был котелок и твидовый костюм – и – и всё. Мистер Кэмпбелл. возможно, мог бы узнать его снова, а мог бы и не узнать – он не обращал особого внимания; джентльмен сидел с той же стороны вагона, что и он сам, и не снимал шляпу. Сам мистер Кэмпбелл был поглощён газетой; да, возможно, он сумел бы узнать его снова, но поклясться не мог.

Свидетельства мистера Эндрю Кэмпбелла не имеют большого значения, скажете вы. Согласен, сами по себе они не оправдали бы ареста, если бы не последовавшие за ними показания мистера Джеймса Вернера, менеджера компании «Господа Родни и компания», цветная печать.

Мистер Вернер, друг мистера Эндрю Кэмпбелла, дожидаясь поезда на Фаррингдон-стрит, увидел, как мистер Кэмпбелл выходит из вагона первого класса. Мистер Вернер перемолвился с ним парой слов, а затем вошёл в то же купе, которое только что освободили биржевой маклер и мужчина в твидовом костюме. Он смутно вспоминает даму, сидевшую в противоположном углу от него. Её лицо было отвёрнуто от него, как будто она спала, но он не обращал на неё особого внимания. Как почти все путешествующие деловые люди, он углубился в газету. Вскоре его заинтересовала некая заметка; он хотел кое-что записать, вынул карандаш из кармана жилета и, увидев чистый кусок картона на полу, поднял его и нацарапал на нём памятку, которую хотел сохранить. Затем засунул карточку в бумажник.

«Только два или три дня спустя, – добавил мистер Вернер в мёртвой тишине, царившей в зале, – у меня появилась возможность вернуться к моим записям. К тому времени газеты переполняли сообщения о загадочной смерти в метро, и имена тех, кто был связан с происшествием, были у меня на слуху. Поэтому я, посмотрев на кусок картона, который случайно подобрал в вагоне, с удивлением обнаружил, что это – визитная карточка с именем Фрэнка Эррингтона».

Что ж, сенсация в суде стала почти беспрецедентной. Ни разу со времён загадки Фенчёрч-стрит и суда над Сметхёрстом я не видел такого волнения. Имейте в виду, сам я оставался спокойным – теперь я знал каждую подробность этого преступления, как будто бы сам его совершил. Честно говоря, я не смог бы совершить его лучше, хотя уже много лет изучаю преступный мир. Многие – в основном его друзья – считали, что Эррингтон обречён. И он, очевидно, тоже так считал, потому что я видел, что его лицо покрывала смертельная бледность, и время от времени он проводил языком по губам, как будто те пересохли.