Шрифт:
— Конь стоит низко… Я не успела выйти из прыжка… — хриплым голосом отвечаю, стараясь сдержать боль и слёзы.
Ко мне подбегает Анна и хватает меня за руку.
— Нет, не нужно я сама… — шепчу подруге и, хромая, ухожу с мата. Миссис Митчелл разъяренно набрасывается на судей, пока я ковыляю до лавочки. Ко мне подходит медик и тут же без спроса касается моей раны. Издаю громкое шипение. Блин, нельзя полегче ?
— Нужно наложить повязки… — пробормотав, медик достаёт бинты.
— Нет, это не эластичные бинты, они стянут движения, не стоит, просто обработайте рану… — я недовольная, может быть даже немного резка с медиком.
— Сара, ты сможешь выступать? — снова слышу голос тренера. Её вопрос вводит меня в ступор. В мыслях проносится прошлая неделя, Майкл. Я переживаю снова всё хорошее и плохое. Насколько физически мне сейчас больнее, чем душевно? Глупый вопрос… Душа болит сильнее окровавленных колен, я ведь встала и пошла.
— Миссис Митчелл, не волнуйтесь, всё хорошо, — сухо произношу я, стараясь не смотреть тренеру в глаза. Сейчас мне не нужна жалость, она не сделает меня сильнее.
Коня переустановили, первые гимнастки прыгнули без травм, пришла моя очередь. Я создаю вокруг себя мысленный кокон, он укрывает меня от всех звуков, глаз и боли. Вокруг ничего, кроме дорожек и снарядов. Разбег, прыжок, сальто вперед с поворотом на 360 градусов. Я приземляюсь с небольшой помаркой. За это судьи снимут мне баллы, но тело физически не смогло вытерпеть боль при приземлении. Если кто-то мне сейчас скажет, что я молодец, я его убью. Не молодец. Помарка может стоить мне медали. Вольные упражнения не мой конёк, и я это прекрасно знаю.
Время до следующего выхода кажется невыносимой мукой. Сейчас бы мне не помешала поддержка моей мамы или бабушки, но я одна. Мама уехала в среду в командировку до следующего вторника. Бабушка на другом конце страны. Анне я не могу рассказать всё то, что чувствую… Сейчас я больше не робот, я человек. Человек, который должен побороть себя, чтобы боль была не напрасна.
Меня вызывают на вольные. Дальше как в тумане. Я не осознаю, как отключаю всё внутри себя. Я не думаю о том, как сделать тот или иной элемент. Тишина и две боли сплетаются в один пучок. Каждое моё движение — это борьба. То, что раньше казалось таким важным, сейчас просто не существует. Я разрезаю воздух каскадами из прыжков. Замираю после каждого сложного элемента. Все повороты и равновесия просто пропитаны напряжением. Не помню, как закончила упражнения. Помню лишь глаза Миссис Митчелл, она плакала.
Перед последним снарядом меня отпустило, впервые за неделю меня отпустило. Стало всё равно. Сейчас я выйду к брусьям, и мне всё равно, чем закончатся соревнования. Ведь брусья для меня, как истинная любовь, они не обманут, у них нет сердца, но они дают возможность летать.
Я не помню как вышла к любимому снаряду, я помню только чувство полёта и огонёк, что разгорается внутри. Петли, прыжок, равновесия. Элементы, один сложнее другого. Мах вперед и тройное сальто назад в группировке. Четкое приземление. Вот и всё! От Сары О`Нил сегодня больше ничего не зависит. Ухожу на скамейку.
Через несколько минут ко мне вприпрыжку подбегает Миссис Митчелл.
— Сара, у тебя золото, — женщина зажимает меня в объятиях, а я думаю, что либо она бредит, либо я сплю.
***
Вы никогда не задумывались почему спортсмены просто влюблены в свой вид спорта? Почему они готовы с пеной у рта доказывать, что их вид спорта лучше? Почему они гробят годы жизни и здоровье? Я отвечу вам, что маленькие гимнастки страдают от изнурительных тренировок, боли во время растяжки не для того, чтобы осанка была лучше, или ходят в зал ради укрепления здоровья. Все мы делаем это для одного единственного момента. Для того, чтобы испытать те ощущения, когда ты стоишь на пьедестале. С этим ощущением ничто не сравнится. Оно длится несколько минут, но даже в этот момент самый сильный человек пустит слезу самого искреннего счастья. Только там мы осознаём, что победили самого злейшего врага, мы победили себя. Именно это чувство я испытываю сейчас, когда стою на пьедестале. Именно в это мгновение я слышу трибуны, судей и подруг по команде. На моей шее оказывается золотая медаль. Это не просто побрякушка, эта вещь просто пропитана слезами и болью. Она имеет большее значение, чем кажется, и стоит дороже, чем самые драгоценные металлы на свете.
Сойдя с пьедестала, я становлюсь обычной школьницей. Хоть меня и поздравляет директор школы, ко мне рвутся подруги по команде, это уже не то. Через пятнадцать минут я буду в раздевалке, а через час дома.
— Сара, ты просто крутая… — из философских мыслей, когда я уже направилась к выходу из зала, меня вырывает Стеф.
— Нет, поверь, я не крутая… — замешкавшись, отвечаю. — Ты в порядке?
— Да, всё нормально. Я хотела тебя поблагодарить за то, что ты меня тогда поддержала… Спасибо, Сара. Ты настоящий друг! — Стефани немного не ожидала, что я поинтересуюсь её состоянием, но всё же её слова были достаточно искренними.
— О`Нил, я в восторге, ты лучшая! — откуда не возьмись появляется Обри, блондинка очень ярко расплывается в голливудской улыбке.
— Спасибо! Очень приятно, что вы пришли, — я вижу, как Стеф довольно неудобно.
— Мы вчера пришли и были в шоке от тебя, почему ты не сказала, что звезда нашей сборной? — эмоционально продолжает Мюрелл, пока темнокожая красавица уходит на второй план.
— Ну, у нас нет слово звезда в команде, — неразборчиво бормочу про себя.
— Как твои колени, все нормально? — честно не ожидала, что Обри поинтересуется. Её присутствие на соревнованиях было неожиданным и, возможно, было просто частью её статуса черлидерши. Но похоже этот человек для меня ещё не совсем понятен, в хорошем смысле.
— Спасибо, терпимо. Обри, извини, я пойду, мне ещё перевязку нужно сделать, — блондинка меня обнимает. Мне довольно неловко.
— Увидимся в понедельник, Сара, — произносит Мюрелл, и я ухожу в раздевалку.
***
После перевязки я собралась и вышла из корпуса. Мы хотели с Анной вместе идти домой, но я заметила, как Делинвайн зависла в разговоре со Стивом. Странная парочка, но Роджерс сейчас кажется не таким мудилой, как в первый день в школе. Я тихо прошла мимо, стараясь не спугнуть этих двоих.