Шрифт:
[2] Зелёный цвет здесь воплощает ревность, которую Чжу Хун испытывает к Шэнь Вэю. Уксус, который она упоминает, используют для маринования чеснока, пока его зубчики не приобретают характерный зелёный цвет. https://en.wikipedia.org/wiki/Laba_garlic
Глава 54.
В конце концов, на улице стемнело.
Покончив со своей задачей, Чу Шучжи стоял на крыше, сунув руки в карманы. Холодный ветер тоскливо завывал, развевая его волосы. Го Чанчэну казалось, что с минуты на минуту Чу Шучжи просто сдует с крыши: слишком он был худой, словно много лет недоедал и сильно болел.
Сам Го Чанчэн застыл на месте, не рискуя шевелиться: под его ногами раскинулась присыпанная киноварью крыша.
Чу Шучжи использовал её как гигантский лист жёлтой бумаги, превратив в своеобразный талисман с помощью киноварных узоров. А затем отметил восемь точек чёрными камнями, и Го Чанчэн, стоя в самом центре этого «талисмана», враз ощутил перемену атмосферы: ночной ветер принёс и развеял вокруг него странный запах, который невозможно было описать.
Липкий, влажный запах, смешанный с грязью и кровью, не вонючий, но очевидно горький.
Втянув его носом, Го Чанчэн поморщился.
— Братик Чу?
— Запах недоброй воли, — не оборачиваясь, бросил Чу Шучжи, вглядываясь в темноту. Ловушка вышла на славу, и в сумерках светло-серое пальто Шэнь Вэя выделялось особенно отчётливо. Он стоял точно на нужном месте. Чу Шучжи покачал головой. — С кем шеф Чжао связался на этот раз? Шэнь Вэй… Никогда не слышал об этом человеке.
В то же мгновение Шэнь Вэй поднял голову, но в темноте Чу Шучжи не смог разглядеть выражения его лица.
А затем Шэнь Вэй растворился в ночи.
— Приближается, — разом напрягшись, предупредил Чу Шучжи.
— А? — тупо переспросил Го Чанчэн.
— Не тупи! — рявкнул Чу Шучжи, рывком оказался рядом и налепил один из жёлтых талисманов Чанчэну на лоб. — Заткнись! Ни звука.
Запах становился всё сильнее и сильнее. Даже Линь Цзин перестал делать селфи и убрал телефон в карман. Стоя в северо-восточном углу, он с непроницаемым лицом откупорил бутылку, и из неё живо вытекло грязное облако чёрного дыма. Линь Цзин вскинул голову: в руке он крепко сжимал золотую печать Ваджры*. И всё же, несмотря на прямой приказ Чжао Юньланя, Линь Цзин начал с тоскливым лицом зачитывать вслух строки писания.
Этот дух раньше был живой душой, побывавшей на земле и на небесах, и появилась она от сущности природы. Может, она была новорожденной или успела уже переродиться бесчисленное количество раз. Линь Цзин, в отличие от Чжао Юньланя, не мог заставить себя так просто и так жестоко её казнить.
Но к сожалению, его завывания произвели на призрака не больше впечатления, чем обычная музыка — на ничего не подозревающего быка. Отпущенный на свободу дух только взъярился и начал расти в размерах, расползаясь громадным чёрным облаком, и вскоре ночное небо, освещённое луной, было полностью затянуто его темнотой.
В тишине прогремели три выстрела. Маленькие фрагменты недоброй воли разлетелись на осколки и растворились в воздухе.
В распахнутом окне шестого этажа Линь Цзин разглядел тусклый свет. Легко было вообразить рассерженное лицо Чжао Юньланя, который наверняка хмурился и грязно ругался себе под нос на «тупого монаха и его тупые писания».
Не все в этом мире духовно возвышены. Будь это так, Хранителю и спецотделу просто не было бы нужды существовать. Линь Цзин просто пытался следовать своему пути, но каждый раз не мог сделать и шага.
Издалека раздался жуткий визг. Линь Цзин сложил ладони вместе и прокричал заклинание, а затем кувыркнулся вперёд и приземлился на ветку облетевшего дерева. На место, где он только что стоял, с грохотом обрушилось облако чёрного тумана, раздробив камни в крошку и осыпав землю дождём осколков. Из образовавшейся воронки медленно восстала огромная фигура пяти метров в высоту. От нижней части туловища этого существа остались только кости, по которым стекала чёрная кровь, и там, где капли её падали на землю, с шипением плавились камни.