В больничных коридорах всегда полно людей. А Чжао Юньлань к тому же был высоким, ладным и очень красивым человеком, присутствие которого невольно притягивало взгляд. А стоило ему начать лапать другого мужчину… Кое-кто уже вовсю глазел на бесплатный спектакль.

— Мы на людях, — тихо предупредил Шэнь Вэй. — Будь аккуратнее.

Услышав эти слова, Юньлань немедленно развернулся к зевакам и громко спросил:

— Чего пялитесь? Никогда раньше не видели пару красивых геев?

Таких — точно не видели.

Гордый собой, Юньлань обернулся обратно к Шэнь Вэю, ища его расположения.

Шэнь Вэй не сумел подобрать для него нужных слов.

А Чжу Хун поверить не могла, что их бравый и смелый шеф Чжао может быть таким идиотом. Стыдно смотреть!

Шэнь Вэй нахмурился:

— Ты на работе. Неправильно будет тебя отвлекать.

— Да, шеф, — поддакнула Чжу Хун, — у нас же правила…

— Правила тут диктую я, — отрезал Юньлань, — и в моих силах менять их так, как вздумается. Кроме того, там только сказано, что к делу нельзя допускать посторонних, а он уже давно для нас свой.

Шэнь Вэй замер — на мгновение ему показалось, что Юньлань собрался раскрыть его личность перед Чжу Хун.

Но Юньлань только таинственно понизил голос и с гордостью изрёк:

— Разве моя вторая половинка [1] может быть посторонней?

Шэнь Вэй окончательно лишился дара речи.

Чжу Хун торопливо отвернулась к окну и ровным голосом, словно у оператора сотовой связи, произнесла, обращаясь к Го Чанчэну:

— Малыш Го, смотри, какой закат зелёный! Словно в уксусе мариновали! [2]

Го Чанчэн потёр глаза.

Чжао Юньлань сухо кашлянул, взял себя в руки и вернулся в образ строгого шефа.

— Так… Чжу Хун, позвони остальным, пусть едут сюда. Особенно Линь Цзин! Паршивец вчера сбежал самым первым, пусть теперь пожинает плоды своей лени.

Чжу Хун кивнула и отвернулась, чтобы отправить сообщение коллегам из дома номер четыре по Яркой улице: «Приезжайте все в больницу на улице Жёлтого камня, полюбуйтесь на самодовольную рожу нашего шефа!»

К моменту, как все собрались вместе, небо уже начало темнеть. Убедившись, что все на месте, Чжао Юньлань принялся командовать:

— Старик Чу, поднимайся на крышу и создай там сетку, двухслойную, с одним входом и без выхода, чтобы наш друг не сумел сбежать. Малыш Го, пойдёшь с ним и обо всём напишешь в отчёте. Чжу Хун, займись дверями и окнами. Всё закрыть и задраить, убедись, что по ошибке сюда никто не зайдёт. И проверь, чтобы не осталось следов… Да Цин, поможешь ей с этим.

Да Цин в это время прислушивался к взволнованному шёпоту Линь Цзина:

— Видели руку профессора Шэня? Бинты! Шеф что, совсем не умеет держать себя в руках?

Шэнь Вэй торопливо натянул на запястье рукав пиджака.

— Линь Цзин… — произнёс Юньлань, доставая маленькую бутылочку, и тот невольно поёжился. — Сюда я поместил осколок недоброй воли одной из жертв.

— Все озлобленные призраки рождены от недоброй воли, — объяснил Чу Шучжи недоумевающему Чанчэну. — Её следы остаются на тех, кому не повезло попасться им на пути, и они оказываются связаны с призраком невидимой нитью, через которую призрак может их чуять. Словно опутывает всех своих жертв осьминожьими щупальцами.

Го Чанчэн весь день таскался за шефом, и теперь его желудок жалобно заурчал при одном упоминании осьминогов.

Чу Шучжи поражённо замолчал. Иногда ход мыслей новичка был ему совершенно непонятен.