Шрифт:
Старый Огюст, закрыв ворота, подошел к ним. Всмотрелся в лица приехавших и вдруг обнял того, что был меньше ростом.
– Здравствуй, дружище Валлон, - проговорил хозяин с необычной для него теплотой в голосе.
– Рад видеть тебя живым и здоровым.
– И на свободе!
– отозвался Валлон со знакомым нам смешком.
– Валлон!
– едва не выкрикнул я, вцепившись в руку Георгия.
– Слышал, Огюст назвал его Валлоном?
– Валлонов много, - напряженным шепотом ответил он, - но голос как будто его...
И хотя это было неосторожно, я рванулся к машине и, стараясь удержаться от восклицания, громким шепотом позвал:
– Валлон... Валлон...
– Кто это?
– встревожился тот, быстро повернувшись в мою сторону.
– Это я... Забродов...
– Забродов, - недоверчиво повторил он, всматриваясь в темноту. Потом обрадованно воскликнул: - Забродов! Спасся! Спасся Забродов! А я-то боялся...
– Он бросился обнимать меня, повторяя: - Спасся, спасся... Вот молодец! А где же Самарцев? Устругов где? Вы же вместе были.
– Устругов здесь...
– Здесь я, здесь, - поспешно отозвался Георгий, выходя из тьмы. Он твердо отодвинул меня от Валлона, чтобы самому обнять его.
– И ты спасся!
– еще более обрадованно воскликнул Валлон.
– Молодец! Тоже молодец! Ну, какие же вы молодцы оба!
Он отпустил Георгия, вернее освободился из его объятий, торопливо оглядываясь.
– А где ж Самарцев?
– Нет Самарцева, - тихо ответил Георгий.
– Нет его.
– Самарцев умер в лодке, - добавил я.
– И мы схоронили его на берегу Ваала, там, где высадились.
Валлон растерянно смотрел в наши лица, потом опустил голову и сказал осуждающе:
– Не уберегли... Не уберегли...
– Не уберегли, - виновато отозвался Устругов.
– Как же так?
– каким-то потерянным голосом переспросил Валлон, трогая меня за плечо.
– Я же просил беречь его, обоих просил, особенно тебя, Забродов, просил беречь Самарцева. А вы не уберегли... Как же так? Ведь я же просил...
– Ладно уж, что ж поделать теперь?
– сказал старый Огюст, обнимая Валлона за плечи.
– Одни умирают сами, других расстреливают безоружных, беспомощных. Теперь их уже не вернешь... И ничего не поделаешь...
Хозяин повел его к двери. За ними молчаливо и четко зашагал другой, высокий. Мы постояли немного, не зная, что делать, потом пошли туда же. У дверей остановились, не решаясь войти, но Шарль, подошедший следом, тихонько подтолкнул нас.
В освещенной комнате Валлон снова осмотрел нас, осмотрел придирчиво, с упреком: сами живы-здоровы, а товарища в землю закопали. Хотя мы знали, что смерть Самарцева не наша вина, чувствовали себя все равно виноватыми: не уберегли!
По виноватым и скорбным лицам Валлон понял, как горька и тяжела для нас смерть друга. Догадавшись об этом, великодушно решил, что мы заслуживаем сожаления и симпатии. Он сочувственно обнял Устругова, потом меня, легонько потрепал узкой рукой по спине и со вздохом сочувствия отпустил, повторив, что рад, очень рад встретиться с нами.
Мы действительно радовались, глядя на него. В хорошем костюме, белой рубашке с галстуком, он казался крупнее, чем в лагере, солиднее, серьезнее. Выбритое до синевы лицо излучало умную самоуверенность, а глаза, прятавшиеся раньше в глубоких глазницах, смотрели со спокойной сосредоточенностью и прямотой. Этот Валлон знал себе цену.
– Я рад видеть тебя, Валлон, - сказал я, невольно сравнивая его с тем вертлявым и болтливым человеком, которого я знал в лагере.
– Очень рад. Мы ведь тоже думали, что ты погиб, как и все другие.
– А кто погиб?
– Да я не знаю... Думали, что все погибли, кто в других лодках был. И про тебя тоже думали...
Живому человеку всегда странно слышать, что кто-то принимал его за мертвого. Это предположение кажется настолько несуразным, что он отвечает на него только пожатием плеч и усмешкой. Именно это и сделал Валлон.
– Я не погиб, - вяло отозвался он, не считая нужным вкладывать в это подтверждение больше энергии или энтузиазма.
– И другие, кто был со мной, тоже не погибли.
– И Стажинский? И Прохазка?
– И Стажинский жив. И Прохазка жив. И Бийе, и Крофт, и земляк ваш, фамилии которого я так и не запомнил.
– Все спаслись? Все добрались до Голландии?
– И не только до Голландии. Все находятся здесь, в Арденнах, хотя точно не знаю где. Мы за этим и приехали сюда с...
Только тут он повернулся к своему высокому спутнику и виновато улыбнулся: совсем забыл о нем. Тот стоял прямой и строгий. Штатский плащ не скрывал его военной выправки. Посматривая на нас любопытными и симпатизирующим глазами, он не осмеливался помешать встрече старых друзей, у которых была общая радость и общая печаль. Лишь после того как Валлон вспомнил о нем, спутник шагнул вперед, как полагается кадровому военному, с левой ноги и протянул мне руку: