– Как ни хитри, а одному человеку с тремя никогда не справиться, возразил Дюмани.
– У них же не три против нашего одного, а тридцать. Тридцать, понимаете?

Дюмани повернулся к нам, точно призывал поддержать его в споре с Валлоном. Тот щурил свои сверкающие черные глаза и насмешливо складывал тонкие губы.

– Ты продолжаешь думать с прямотой военного, Анри, - мягко, но все же немного иронически заметил он.
– Военные по-прежнему подходят к битве, как к кулачному бою. Если против тебя стоят трое, то, чтобы одолеть их, нужны шестеро. В этом весь смысл военной стратегии. Мы, штатские, то ли по своему невежеству, то ли еще почему считаем, что если ударить со спины, да неожиданно, да еще заорать как-нибудь особенно страшно, то и одному с шестерыми можно справиться.

Кадровый военный только пожал плечами и усмехнулся: как ответишь на этот детский вздор?

– Видите, - вдруг обратился к нам Валлон, вовлекая в свой спор.
– Я доказывал...
– он остановился, будто не знал, говорить нам, где он доказывал, или не говорить, видимо, решил, что лучше не говорить, и только кивнул головой куда-то в сторону.
– Я доказывал, что мы можем здесь, в Бельгии, точнее говоря - тут вот, в Арденнах, помочь нашим русским друзьям в той решающей схватке, которая развертывается сейчас в центре России.

– А что там? Какая схватка?
– почти в один голос спросили Георгий и я.

Валлон досадливо посмотрел на нас: зачем перебили? Но, поняв наше волнение, объяснил:

– Там, как говорят, развертывается самое большое за эту войну сражение. Оно может решить исход войны. С обеих сторон брошены огромные силы. Гитлер снимает дивизию за дивизией отсюда, из Франции, и поспешно перебрасывает в Россию.

– Мы знаем номера дивизий, снятых отсюда, - подтвердил Дюмани с точностью военного.
– И знаем, куда они направляются: на Днепр, на Украину, до Киева. Чтобы ускорить продвижение, немцы остановили весь транспорт в западном направлении. Можно сделать вывод, что командование весьма срочно нуждается в перебрасываемых частях.

– Именно сейчас, - продолжал Валлон, - один стрелочник-инвалид может задержать на несколько часов целую дивизию, хотя на фронте для этого потребуются полторы или две дивизии.

– Видите, - снова повернулся к нам Валлон, - я доказывал, что сейчас мы можем помочь русским друзьям, если помешаем немцам перебрасывать свои войска на Восточный фронт. Мы не можем удержать их совсем, для этого сил у нас действительно мало, но можем задержать на время. В кризисное время даже задержка на несколько дней, иногда на несколько часов может оказаться полезной. Мое предложение не было принято, но и не было отвергнуто. Мне дали согласие на подготовку операции. Мы для этого и приехали сюда. Поэтому Шарлю приказано доставить в Марш людей, знающих подрывное дело. И я очень рад, что этими людьми оказались вы.

– Устругов, - уточнил я.
– Сам я ничего не смыслю в этом деле. Но подрывников, наверно, придется прикрывать, а тут и я пригожусь...

Валлон, будто не заметив мою готовность, продолжал вопрошающе посматривать на Георгия.

– Как, Устругов? Можно рассчитывать на твою помощь?

– А что делать-то нужно?

– Мост на железной дороге Льеж - Аахен взорвать.

– На Маасе у Льежа?

– На Маасе невозможно. Там потребуются очень большие силы, чтобы блокировать гарнизон. Это нам не под силу. Есть другой, почти такой же важный мост, здесь, в Арденнах, через горную речку. Если его сбросить вниз, в пропасть, дорога будет закрыта на пятнадцать-двадцать дней, а может быть, даже больше, на несколько недель. Мы закупорим одну из очень важных железнодорожных артерий.

– Мост, конечно, охраняется?

– Охраняется.

– Охрана какая?

– Точно не знаем, но думаем, что наберем достаточно сил, чтобы справиться с ней, - сказал Валлон.
– У нас здесь, в Арденнах, есть несколько боевых групп. Попытаемся установить связь с большим партизанским отрядом, который действует между Лярошем и Уффализом.

– С большим партизанским отрядом?
– озадаченно переспросил я, подозревая, что Валлон говорит о нас.

– Мы не знаем, насколько он велик, - осторожно ответил он.
– Известно только то, что партизаны разгромили полицейский отряд, посланный туда, и что у них есть пулемет. Пулемет очень помог бы нам справиться с охраной у моста.

– Не хочется разочаровывать вас, - начал я, - но никакого большого отряда между Уффализом и Лярошем нет. Это наша группа, "братья-кирпичники", как зовет нас Шарль. Теперь к нам прибавились три новозеландских летчика, один из них тяжело ранен. Пулемет у нас действительно есть, только... авиационный, крупнокалиберный, и мы воспользовались им благодаря счастливой случайности: полицейские сами подсунули под него свои головы.

Оба бельгийца выслушали меня с удивлением и разочарованием. Слух о "партизанской победе" докатился до Брюсселя в невероятно раздутом виде. Они поверили в него, потому что очень хотели верить. Они не восклицали и не переспрашивали: отчет был слишком точен, чтобы можно было еще сомневаться.

– Тэк-с, тэк-с, - неопределенно протянул Дюмани.
– Значит, одна из главных опор, на которых ты строил свой план, оказалась просто столбом дыма.

Обескураженный Валлон промолчал. Возражение пришло со стороны Георгия.

– Ну, я не стал бы называть нашу группу дымом, - тихо, но с ощутимой обидой заметил он.
– Нас теперь там двенадцать человек, у нас шесть автоматов, правда, с небольшим запасом патронов, два карабина и пистолетов почти дюжина.

Валлон наклонился через стол к Георгию.