В миссию их доставили поздно ночью. Полковник Шиба проводил его в крохотный домик с открытыми для ночной прохлады, но затянутыми противомоскитными сетками окнами. Вскоре слуга внес лакированный поднос с расписанными голубыми лотосами фарфоровыми чашками, в которых аппетитно белели суси — колобки из вареного риса с сырой рыбой и овощами, приправленные уксусом и сахаром, мидии на пару, жареные осьминоги и стояла бутылка черного сакэ. Они поужинали, и полковник оставил его, приказав отдыхать и набираться сил к утру.

Утром Ватацубаси проводили в главное здание, в котором, кроме апартаментов посланника и канцелярии, находились комнаты советников. Здесь его встретил полковник Шиба.

— Господин посланник сейчас в Шанхае, отбыл по служебным делам, но ты поступаешь в мое распоряжение и обязан выполнять мои приказы. С господином Сугияма, советником господина посланника, мы введем тебя в курс дела.

В кабинете господина советника они сели по сторонам большого письменного стола и Ватацубаси приготовился слушать.

— Ты достаточно хорошо знаешь русский язык? — спросил его господин советник.

— Я знаю его в совершенстве, потому что родился, вырос и окончил курс гимназии в России, во Владивостоке, но и позднее, учась в мореходном колледже на Этадзима, я регулярно читал русские газеты, которые специально для меня выписывал каннуси Сумимото.

— Я знаком с господином Сумимото, это хороший наставник, — кивнул головой советник Сугияма.

О том, что он был во Владивостоке после окончания колледжа, Ватацубаси умолчал. Спросят — ответит.

— Ты читал эту книгу в России? — спросил полковник Шиба и положил перед ним томик с иероглифами на обложке: «Плачущие цветы и скорбящие ивы, последний прах кровавых битв в северной Европе».

— Да, — ответил он, — это роман русского писателя Льва Толстого «Война и мир».

— Я не знаю, насколько удачен перевод, но русские представляется мне достойными противниками, — с ноткой уважения заметил господин полковник.

— Живя и работая в чужой стране и во враждебном окружении, мы вынуждены интересоваться их планами и намерениями, — продолжил господин советник. — Господин полковник однажды обнаружил, что слуга-китаец, работавший в русской миссии, продавал на базаре украденные у русских продукты — рис, который они едят мало, и вино, которое они употребляли много. Господин полковник провел с этим слугой-китайцем беседу и убедил его, чтобы не быть уволенным русскими и не получить суровое наказание от китайских властей, помогать нам. Слуга-китаец рассказал, что в круг его обязанностей входит уборка помещений, в том числе канцелярии и кабинета посланника. По приказу господина полковника этот китаец, пользуясь плохим отношением к своим обязанностям русского посланника и секретаря посольства, незаметно сделал отпечатки ключей от сейфов в кабинете посланника и в канцелярии миссии. Месяц назад в Петербурге и Москве состоялась коронация русского императора, на которую ездил Ли Хунчжан — вице-канцлер Китая. Вполне возможно, что в Москве Ли Хунчжан заключил некоторые соглашения, сведения о которых уже должны быть в посольских сейфах. Тебе предстоит с помощью этого слуги-китайца и людей господина полковника ознакомиться с местностью, расположением помещений в здании русского посольства, проникнуть в кабинет русского посланника и в канцелярию и произвести выемку документов из сейфов. Тут нужен человек, в совершенстве владеющий русским языком, чтобы он мог отличить важный документ от малозначительной бумажки, потому что бумаг в сейфах может оказаться довольно много и выносить все из здания посольства и территории миссии будет затруднительно. В идеале мы полагаем перефотографировать все документы из сейфов и вернуть их на место, чтобы русские не догадались об их компрометации. Да и в будущем мы надеемся иметь доступ к сейфам.

— Сколько времени мне отводится на выполнение задания?

— Немного, не более двух недель, потому что могут возникнуть непредвиденные обстоятельства, и мы потеряем наши возможности. Главное, впрочем, в том, что нам скорее надо узнать планы русских о политике в Китае.

Полковник Шиба дал ему в качестве провожатого ученика драгомана, представившегося студентом Киотского университета Итаро Кэбура, но Ватацубаси сам уже бывал в личине студента и понял, что это тоже офицер. Они вышли из миссии на улицу, и гид стал знакомить его с местностью.

— Посольский городок — это сеттльмент, в который запрещено заходить китайцам-горожанам. С юга он отделен от китайского города высокой стеной, а с севера примыкает к стене запретного императорского города. К востоку от территории японской миссии располагается французская миссия, а между ними вклинился построенный в характерной китайской архитектурной манере Пекинг-отель. Через Посольскую улицу, напротив Пекинг-отеля и французской миссии размещается территория германского посольства и дипломатический клуб.

Ватацубаси внимательно слушал, зорко смотрел и старался все получше запомнить.

— Особо не напрягайтесь. Мы совершим ряд прогулок, территория сеттльмента, в общем, небольшая, так что запомнить расположение зданий и миссий не составит для вас труда.

Но ответственность на него возлагалась, как он понимал, громадная и задание должно быть выполнено во что бы то ни стало, иначе хоть сэппуку.

Они прошли на восток до итальянского посольства и повернули назад. Шли медленно, негромко разговаривая, улица была знойна и пустынна, и гид делился своими наблюдениями.

— Здесь, в посольском сеттльменте, расположены одиннадцать дипломатических миссий. Десять из них европейские и одна восточная — наша. И все эти европейцы, включая русских, полудикая, в общем-то, нация, хоть и называют нас «англичанами востока», но равными себе не считают, относятся с известным пренебрежением и не затрудняют себя даже узнавать нас в лицо. Конечно, они знают господина посланника, советника Сугияма и полковника Шиба, людей пожилых и даже внешне вызывающих уважение, но остальных, особенно молодежь, не отличают от китайцев. Сперва это вызывает раздражение, потом злобу… но часто помогает. Лично я уже пять раз побывал на территории русской миссий, одеваясь то китайцем-торговцем, то рассыльным из магазина, то уборщиком мусора, но охрана лишь гонит, — иди, манза, — ленясь запомнить мое лицо и фигуру.