— Я прошу, не надо! Я….. — Она коротко всхлипнула и вытерла ладонью абсолютно сухие глаза.

— Что? — Его голос наконец утратил спокойствие, в нем ощутимо зазвучала тревога. — Что, Зайка?

Ася поняла, что больше не может молчать. Что угодно, только не вранье. Пусть он узнает, а там — будь что будет.

— Я сказала неправду. — Она, не обращая внимания на головокружение, резко выпрямилась, оперлась спиной о подушку.

— В каком смысле?

— В прямом. На меня никто не нападал.

— Что же тогда было?

Сергей смотрел на нее напряженно, не мигая.

— Сережа… ты… я даже не знаю, как это сказать. — Ася почувствовала, что ее знобит. Зубы начали выбивать дробь, плечи тряслись. — Я… так виновата… перед вами… перед тобой… — Ей мучительно хотелось заплакать, но слезные железы точно пересохли, и из них не выходило ни капли спасительной соленой влаги. — Ты представить себе не можешь…

— Могу, — Сергей осторожно обнял се плечи, — гораздо больше, чем ты думаешь.

Она вскинула на него удивленные глаза.

— Ты о чем?

— Во-первых, ляг обратно, тебя лихорадит. Во-вторых, не пытайся больше ничего объяснять — в твоем положении от этого мало пользы, зато вреда полный короб. Я знаю, кто это сделал… я имею в виду это. — Сергей тихонько дотронулся до ее опухшего лица.

— Ты? Знаешь? — Ася хотела отпрянуть, но он удержал ее.

— Да. Я знаю, как он выглядит, как его зовут и даже где он живет.

Она молча, не отрываясь, смотрела на него.

— Асенька, милая, — Сергей ласково прижал се к себе, — ты думаешь, я совсем не от мира сего? Не вижу, не чувствую, что с тобой творится вот уже полгода? Не замечаю, как ты изменилась, как вздрагиваешь по ночам во сне, бормочешь странные слова, которых раньше и не знала вовсе? Между прочим, пару месяцев назад я встретил Маринку, и она сказала мне, что три дня как вернулась из Дублина, из командировки. В Москве ее не было почитай с августа.

Он сделал паузу, внимательно оглядел Асю, укутал её плечи одеялом.

— А твоя сверхурочная работа? Я ведь звонил Игорю хотел попросить его, чтобы он снял с тебя часть нагрузки.

— И он…

— Он был очень удивлен, потому что не слышал ни о каких дополнительных группах хореографии. Зато сразу же вспомнил, как ты куда-то делась с банкета после вашего фестиваля.

— Значит… ты уже давно… — Ася не могла поверить своим ушам. А она-то, дура, мнила себя великой конспираторшей, думала, что никто ни о чем не догадывается, ну разве только Кристина. — Почему же ты молчал столько времени?

Сергей покачал головой.

— Сначала я просто не мог поверить, что ты способна на такое. Думал, что ошибаюсь, гнал от себя всякие неприятные мысли. Хотя Нинюся — та с первого дня все прочухала и уши мне прожужжала. Она сразу же учуяла табачный запах — Петюня-то ее смолил сутки напролет, а после несколько раз слышала твои переговоры по сотовому. Да еще засекла, как ты утащила из дому мои старые вещи. — Он попытался выдавить из себя улыбку, но лишь слегка покривил губы.

— Дальше что было? — устало проговорила Ася. — Ты стал следить за мной?

— Нет. Я никогда бы не стал за тобой следить. Ты вправе поступать, как тебе хочется.

— Откуда тогда…

— Кристя позвонила. Вчера. Сказала, что у тебя только что была истерика, что тебя видели с ужасным типом, от которого нужно немедленно спасаться. Она очень напугала меня, поэтому… — Сергей опустил голову. — В общем… я тебе наврал. Я не был у Сони с Русланом. Мы с Кристей встретились и ехали на машине за вами, до самого нашего дома. А потом — обратно, за ним одним. Вот и всё.

Ася поплотней завернулась в одеяло.

— Ты, наверное, презираешь меня? Все презирают?

— Что ты! — Он нежно убрал волосы у нее со лба. — Я тебя жалею. Ужасно жалею, так, что не передать словами. Ведь это болезнь, Асенька, самая настоящая болезнь, тяжелая и очень опасная.

Ася глянула на него с отчаянием и мольбой.

— Сережа, что делать? Помоги мне… пожалуйста, если можешь.

— Конечно. Конечно, помогу. — Сергей взял ее на руки, посадил к себе на колени, как ребенка. — Пойми Зайка, у тебя не может быть ничего общего с этим человеком. Он из другого круга, вы говорите на разных языках. Я допускаю возможность возникновения некой страсти, сродни животной, от которой некуда деться, которой хочется подчиниться, отдаться с головой. Но, Асенька, это только страсть, низменный инстинкт, который рано или поздно обязательно пройдет, насытив себя. И тогда останется пустота. Понимаешь, пустота, полное отторжение. Вам станет не о чем говорить и не о чем молчать, вас ничто не будет связывать, кроме разве что взаимного раздражения и неприязни. Ты… слушаешь меня?