– Нет, бля, – кричал Муравей, – ой, бля… Что это?

Грохотавшая музыка будто обрела материальную форму, проникла в кровь инъекцией и распространилась по телу, дыша через капилляры.

В одночасье все прекратилось. Из трипа выступил тот же самый серый не притягательный мир. Проблемы, страхи, реальность…

– Вы проститутки? – спросил Стасик полусонных девчонок.

– А вы? – ответила одна. – Разве музыканты не проститутки?

Многозначительное молчание Беломора засвидетельствовало согласие. Что тут скажешь?

Прогремел старомодный телефон в прихожей. Стасик поднял трубку и услышал возбужденный голос Глеба Линевича:

– Поздравляю, негодяй!

– Черт, чувак, ты знал, что умер Диззи Гиллеспи?

– Знаю. Два года назад. Специально тебе не говорил.

– Засранец, – отчеканил Стасик.

Тут Глеб сорвался на радостный крик:

– Сын у тебя родился! Всю ночь не могли дозвониться…

– Мать его… – растерялся Стасик.

– Вот именно. Мать его – твоя жена. И родила чувака размером с бронепоезд. Думаю, это повод ей перезвонить.

– Действительно.

– Ладно, мудозвон. Подкосил капусты и хватит. Пора домой. Звени мудями на родину…

Стасик оглядел просторную убогую комнату. В кресле распластался Муравей. На оккупированной кровати лениво потягивались две шлюхи, именами которых никто не интересовался. Холодное северное солнце доедало остатки ночной темноты, словно намекая, что жизнь не бессмысленна. И только мысли путались, как рваные струны.

Шороха денег совсем не слышно в карманах. Вот, что вызывало ощущение катастрофы…

– Муравьед, просыпайся, – Стасик пнул кореша ногой.

– Что ты хочешь? – раздраженно ответил спросонья тот.

– Займи капусты. У меня сын родился.

– Возьми в холодильнике. Там же, где морковка.

– Я серьезно!

– Деньги портят, – отшутился Муравей. – Особенно детей.

– Чужие – нет…

И Стасик Беломор вернулся в Донецк.

Если Питер обязывал ногтями карабкаться по отвесной скале шоу-бизнеса, то дома Стасика носили на руках за факт его существования. Только платили мало. И, скажем так, приходилось импровизировать…

Почти сразу объявился Линевич с предложением возобновить молодецкое творчество. Существенным дополнением к их авторскому тандему стал щуплый барабанщик по прозвищу Райт.

Этот миниатюрный носатый супермен ударной установки в дальнейшем так же заслужит отдельного авторского внимания. Пока уточню, что Райт вернулся из Германии с кучей «заморских» подарков, смирился с распадом оркестра и лениво перебивался работой сапожника. Слыл он, как бы так выразиться, театральным ударником. То есть мыслил образами. Его некомпетентность в музыкальных терминах казалась притворной. Зато Райта всегда можно попросить изобразить поезд, улыбку или вьюгу.

Ладно. Вернемся к Стасику…

Жить на творческие заработки трудно. Стасик Беломор научился крыть кровли. Торговал на рынке мясом. Сторожил какой-то завод. Где бы он ни пытался подкосить денег, увольняли отовсюду. Он умел создавать причины…

И разве что музыкальная мечта вздрагивала рыбкой, брошенной на раскаленный песок.

Мелодии продолжали потопом заливать сознание. Жизненно важно было вернуться в колею. Местечковых фестивалей и клубов не хватало всеобъемлющему тщеславию Стасика Беломора. И, казалось, завтрашний день все изменит… Случится чудо… Но чудес на бывает, а годы идут…

Короче говоря, триумф молодости завершился. Хотя, мне кажется, счастье юных лет – это заблуждение тех, кто повзрослел.

Так случилось, что музыкой исчерпывалась вся ранимая натура Стасика Беломора. Претензия на успех застыла в безжизненном пространстве. Он будто порхал мотыльком у люстры, которую выключили. Что скажешь о человеке, который не заметил собственных морщин, усталости жены и первых татуировок взрослеющего сына?..

Зато Стасик умел филигранно изображать хард-боп, эйсид-джаз, прогрессив-рок, техасский блюз, элегии, кантаты и увертюры.

Примечательна очередная попытка Стасика Беломора устроиться работать по призванию. Это был оркестр местного «центра детского и юношеского творчества».

Из скопления музыкантов средних лет выделился толстяк со светлой шевелюрой. Лицо его показалось Стасику удивительно знакомым. И неприятным до скрежета в зубах…

Толстяк затянул:

– С чего начинается Родина…

Стасик отключил гитару.

– С гаммы, сука, до-мажор, – сказал Стасик, пакуя инструмент.